Публикации

Усталый парень на арене

24 мая 1991 г.

Он согласился дать интервью сразу. Без всяких звездных закидонов. А сделать это оказалось непросто, ибо попробуй прорви плотное кольцо поклонников в конце каждого концерта. Но вот мы в номере. Глаза усталые, морщины. Переезды, перелеты, дожди на открытых площадках. Обратная сторона "звездной" жизни. Наверное, ему хочется, чтобы мы провалились сквозь землю и отпустили, наконец, его душу на покаяние.
- Скажите, как Вы себя чувствуете?
Быстрый взгляд.
- Иногда мне кажется, что я ломовая лошадь. Тяну лямку, а к ней привязана телега с жизнью. Целый тяжелый воз. Набрал какую-то скорость, а перережут лямку - я прямиком в стену врежусь, разобьюсь в кровь. Пейзажи меняются, а груз один. Концерты, записи, съемки, репетиции. Урываю время сочинять, писать. Опять-таки семья, дети.
- А семья тоже груз?
- Дома я редкий гость. Как появляюсь - жена меня сажает за шофера в машину, и начинается - магазины, рынки, где я уже и за носильщика. Пытался сопротивляться, кричал, что подрывается моя репутация, но не был услышан и понят, как впрочем, и всегда. И опять ношу, вожу, тяну. Сейчас квартиру поменял, опять куча проблем. На этот раз уехал на гастроли со спокойной совестью - унитаз-таки достал.
- Такая проза жизни Вам ведома?
- А как Вы думали? Если артист, то ему и унитаз не нужен? И побегать приходится, и поклянчить, и, увы, поклониться. У меня, как у всех, и дети болеют, и двойки получают.
- У Вас двое?
- Да, мальчики. Старший, Никита, уже в девятом классе, Ванюшке 6 месяцев.
- Интересно, женой Малежика быть легко?
- Да у нее полная свобода выбора! Она актриса, но предпочла стать домохозяйкой. Ее право. Недавно дом в Подмосковье купили, чтобы было куда скрыться.
- Уже скрываетесь?
- Пока что это только дополнительный кирпич в мою тяжелую телегу. Но вообще потом думаю уехать в деревню, в огороде копаться.
- Вот так, значит. Огород. А на баррикады перестройки не тянет?
- Ой, только не о политике! Сейчас чуть что, каковы Ваши политические привязанности? А что Вы положили на алтарь перестройки? Не хочу, не буду, надоело. Сначала была какая-то надежда, а теперь все. Баста! Хочу петь о любви, о чувствах, о красоте. Хочу слушать мелодию, которую пою. Хочу быть лиричным и симпатичным. Священники тысячу лет говорят о любви, о душе и их слушают. Никто никогда за проповеди не критикует. А священник и политика - это, извините, нонсенс. Хотя сейчас, в это смутное время, и такое случается. Я - против.
- Может быть, за это постоянство Вас и любят?
- Ко мне странно относятся. Или хорошо, или никак. Ненависти нет. И это меня беспокоит. Может быть, я не прав в чем-то или во всем. Может быть… Одно могу сказать с полной ответственностью: на сцене я лошадь.
Мы еще немножко поговорили, а потом пора было и честь знать. Хозяин человек мягкий, не выгонит, но с него уже спадает последнее концертное возбуждение, а, значит, следующей будет усталость. Хотя столько еще не переговорено! Ладно, в следующий раз.

Л. Шалагина, Т. Кроликова, "Новороссийский рабочий"