Веселые Ребята, Голубые Гитары, Пламя - три цвета времени Вячеслава Малежика

Однажды Вячеслав Малежик написал роскошную песню, в которой спел: "Я мозаику сложу..." С тех пор вся его жизнь - это складывание мозаики различных цветов и конфигураций. Разумеется, паззлы не всегда подходили друг к другу.

- Я был первым, кому Серега Дьячков предложил весной 1970 года записать "Алешкину любовь", - начал свой рассказ Вячеслав, - он обратился ко мне, так как слышал, как на институтском вечере я пел "битловскую" песню "Girl" (Дьячков был родственником одного моего однокурсника, а я тогда выступал в составе группы РЕБЯТА, базировавшейся в МИИТе). Он предлагал также спеть и вторую песню, которую предполагалось выпустить на пластинке. Мы уже и репетировать их начали. Но потом я заявил: "Хорошо, я спою, если к своим двум ты прибавишь две наших!" Онегин Гаджикасимов, который написал текст этой песни, работал редактором на радио и имел почти свободный доступ к студии, и я был уверен, что он сможет помочь записать нам наши песни. Дьячков сказал: "Я подумаю" - и исчез.

Мы снова встретились значительно позже, когда песня уже вышла на пластинке. "Старичок, - сморкаясь, говорил он, - ты же понимаешь! Онегин Гаджикасимов был не согласен..." Да я все понимаю! Дьячкову самому-то было сложно пролезть через худсовет, а тут еще какого-то самодеятельного Малежика надо тянуть! Поэтому он и обратился за поддержкой к ВЕСЕЛЫМ РЕБЯТАМ...

Паззл с ВЕСЕЛЫМИ РЕБЯТАМИ сложился у Малежика лишь в марте 1973 года

- Еще когда я играл в МОЗАИКЕ, - продолжил свой рассказ Вячеслав Малежик, - ко мне поступало множество предложений, в том числе, например, от ПОЮЩИХ СЕРДЕЦ, влиться в вокально-инструментальное движение. Но поскольку я - человек достаточно законопослушный, то я продолжал работать в недрах научно-исследовательского института. К тому же мне было жалко терять диплом, поэтому я продолжал отрабатывать распределение. Но в марте 1973 года мне позвонил Валера Шаповалов по прозвищу "Полковник" и сообщил, что Слободкин, послушавшись шепота своей жены, постоянно твердившей ему, что таких музыкантов, как тогда в ВЕСЕЛЫХ РЕБЯТАХ, в каждой подворотне по сотне, разогнал коллектив и... через газету "Вечерняя Москва" объявил о новом наборе в группу.

На прослушивание явилась хренова туча людей - 500 или 600 человек, которых взахлеб слушали несколько дней. На тех прослушиваниях, кстати, впервые появились Игорь Иванов и Наташа Капустина. Но остальные - жуткая самоделка, от которой отмахнулись.

Я тоже пришел на прослушивание, хотя у меня не было никакого намерения устраиваться на работу. Я просто решил им всем показать, как я умею петь, - а потом свалить! Возможно, состояние расслабленности и позволило мне спеть значительно более интересно, чем - если бы я волновался, как на экзамене. И в итоге Слободкин подошел ко мне и сказал: "Я хочу тебя взять!" И меня взяли. Самое интересное, что в тот день у меня было день рожденья!

Но помимо того, что они слушали, как я пою, меня еще ставили на стул и рассматривали на предмет того, могу ли я стоять в первом ряду, и буду ли я нравиться девочкам. Мне было по фигу: хотите разглядывать - разглядывайте!

До тех пор я к ВЕСЕЛЫМ РЕБЯТАМ относился с иронией. Я считал это жутко не модной музыкой. А когда последовало предложение, я начал слушать записи ВЕСЕЛЫХ РЕБЯТ и обнаружил, что играют-то они прилично. И в итоге мне захотелось там работать. Вскоре я заключил трудовое соглашение.

- Но стоило ли разгонять прежний состав?! Ведь это был очень приличный ансамбль: и Пузырев, и Лерман, и тот же Избойников...

- Он их разогнал, а потом опять всех назад позвал. Сначала уговорили вернуться Лермана, потом появился Буйнов, которого привел Полонский, вскорости Лерман притащил Алешина, с которым они когда-то пели в ВЕТРАХ ПЕРЕМЕН. Потом я привел туда Чиненкова, который тогда работал у Козлова в АРСЕНАЛЕ... А вот Избойников сам ушел еще до этого разгона.

ВЕСЕЛЫЕ РЕБЯТА - это же производство. Как дрейфующая станция "Северный полюс" - когда люди разве что только в туалет не ходят вместе. И настолько все осточертевают друг другу, что, в конце концов, возникает мысль о том, что надо свалить, иначе с ума сойдешь.

Конечно, поначалу было ошаление, а месяца через полтора началась "звездная болезнь", которая продолжалась примерно ещё месяц. Она выражалась в том, что все разговоры я сводил к ВЕСЕЛЫМ РЕБЯТАМ. Например, под таким углом: "В 1962 году был Карибский кризис, когда могла начаться война но ВЕСЕЛЫЕ РЕБЯТА считают, что..." - и пошел говорить про ВЕСЕЛЫХ РЕБЯТ! И было совершенно не важно, о чем шел разговор, я каждый раз делал такой крутой поворот в сторону ВЕСЕЛЫХ РЕБЯТ.

Но в один момент я вдруг понял, что сам я никакого отношения к ансамблю не имею, что я не ассоциируюсь у людей с успехом ансамбля ВЕСЕЛЫЕ РЕБЯТА, а являюсь всего лишь пушечным мясом. Ведь ВИА - это машина, завод! Там всегда было много людей, которые могли заменить друг друга, чтобы машина продолжала работать! Гастроли были жуткими, от трех до пяти концертов в день, с постоянными переездами, с выпивкой, и постоянно кто-либо из ребят вылетал из строя. И должен был быть либо громадный репертуар, либо взаимозаменяемость. То есть одну песню могли исполнять совершенно разные люди. А поскольку на афишах было написано лишь название ансамбля, то комплектующие были не важны. Хотя Слободкин, не смотря на огромное количество людей, которые прошли через ВЕСЕЛЫЕ РЕБЯТА, сумел-таки на долгие годы сохранить лицо ансамбля: и репертуаром, и имиджевыми штуками, и аранжировками. Но все те яркие личности, которые работали в ВЕСЕЛЫХ РЕБЯТАХ, работали - прежде всего - на славу самого Слободкина.

Как только Слободкин принимал музыканта в коллектив, он тут же начинал искать человека ему на замену. В этом был определенный садизм. По его мнению, присутствие дублера тебя подстегивало, не давало расслабляться. Но также это - и элемент морального садизма, когда тебя боятся. Он, наверное, с этим доводом не согласится, но так было:

И в душе у меня начался определенный диссонанс, потому что мне хотелось самовыражения на сцене. Мне вдруг ужасно захотелось вернуться назад, в инженерию, в прежнюю жизнь, где я, скажем, два раза в неделю имел возможность включить аппарат, порепетировать на полную катушку и получить свою долю экстрима. Пусть раньше у меня не было ни концертов на большой сцене, ни нарядных афиш, ни кучи поклонниц, зато у меня была возможность выразить себя.

Но дело не во мне. Потому что, как только у музыканта появляются свои песни, он начинает смотреть в сторону от ВИА. Когда, уже, будучи в ГОЛУБЫХ ГИТАРАХ, я постоянным нытьем уговорил Гранова взять в репертуар одну мою песню, то он сказал, что петь ее можно, а вот пробивать ее на пластинку он не станет.

В ВЕСЕЛЫХ РЕБЯТАХ я пел "Телефонную связь", "У берез и сосен", "Честно говоря", потом была русская версия песни "Little men", очень неожиданная. Но в основном там все пелось хором. Бывало, что я пел куплет в какой-нибудь песне, например, "Был еще недавно..." - этот куплет я пел. Или "Разметалось поле где-то по соседству..." - и этот куплет я пел. Но, к сожалению, у меня ни одной сольной песни с ними на пластинках так и не вышло.

Новый паззл, с ГОЛУБЫМИ ГИТАРАМИ обещал быть удачным...

- Это был такой кризисный момент, когда Слободкин привел в состав ансамбля Аллу Пугачеву, хотя до этого он говорил, что никаких женщин в ВЕСЕЛЫХ РЕБЯТАХ больше не будет. Мы поехали в первую гастроль с Пугачевой, и в городе Пскове весь народ решил написать заявления. Одному мне некуда было идти, и я очень тосковал по поводу того, что не прочувствовал ситуацию и валить мне некуда. Я, правда, созвонился с Дегтяревым, который раньше играл в СКИФАХ, а теперь - в ГОЛУБЫХ ГИТАРАХ, и он меня позвал в ГОЛУБЫЕ ГИТАРЫ. Но я тогда считал, что ВЕСЕЛЫЕ РЕБЯТА - это круто, а ГОЛУБЫЕ ГИТАРЫ - отстой.

Но потом был концерт на ВАЗе, на котором меня чуть не убило током. Одной рукой я держался за микрофон, другой - за гитару, и треснуло меня так, что я потерял сознание. Спас мою жизнь Толя Алешин, вырубив сеть. Я долго лежал без сознания, а когда очнулся, у меня случилась нервное расстройство, и я подумал: "Какая разница, ВЕСЕЛЫЕ РЕБЯТА или ГОЛУБЫЕ ГИТАРЫ? Хорошо, что жив остался!" И тут же написал заявление об уходе и свалил из "Весёлых".

- Но я слышал такую вещь, что якобы между Слободкиным и Грановым существовал "крепостной" договор о том, что тех, кто уходит из ВЕСЕЛЫХ РЕБЯТ, в ГОЛУБЫЕ ГИТАРЫ на работу не берут... И наоборот, если кто-то соскакивает из "Голубых", то его не берут на работу в "Веселые"?

- Я думаю, что это была страшилка для музыкантов. Ее распространили, чтобы музыканты знали свое место. Но если кому-то надо было уйти, он уходил... Тем более, что Гранов и Слободкин, Маликов и Векштейн пиратили друг у друга за спиной по-черному. А уж если этот человек был достаточно квалифицированным... Например, Леша Пузырев был классным музыкантом, и он никого не боялся. Но, честно говоря, он себя так полностью и не реализовал.

Разница между ВИА, конечно же, была. ГОЛУБЫЕ ГИТАРЫ были ориентированы Грановым на заработки не столько у себя в стране, сколько за рубежом, поэтому у него был прекрасный дивертисмент, в котором был и рок-н-ролл, и простенькие "совковые" песенки типа "Ветер северный, умеренный до сильного...". А с третьей стороны еще и ложки-побрякушки, чечетки, трещетки, которые делались для выездов за рубеж. Это было типичное коммерческое предприятие.

А Слободкин пытался пройти по лезвию ножа и не упасть. ВЕСЕЛЫЕ РЕБЯТА - это первая "оранжевая" революция местного значения.

Но из ГОЛУБЫХ ГИТАР я тоже свалил. Дело все в том, что Гранов в тот момент сделал свой спектакль под названием "Красная шапочка, голубые гитары и серый волк", где я пел Волка... (Я рассказываю так, как вижу эту ситуацию...) А поскольку спектакль не имел успеха, то Гранов обвинял в его провале исполнителей. И когда он в очередной раз начал меня отчитывать, я его послал в достаточно грубой форме. После этого пожара пути для отступления не было ни у меня, ни у него. Интересно, что спектакль Грановым был так сделан, чтобы его тоже можно было несложно прокатывать. То есть все было приспособлено для гастрольной работы, поскольку в качестве декораций служили микрофонные стойки, шторы, кулисы. А сольно я спел в составе "Голубых" только песню "Как же это все, ну как же это все?..". Она стала хитом. Я был ее первым исполнителем, но потом разругался с Грановым, и на пластинке ее спел другой певец. (Здесь Малежик не совсем точен. Эта запись не только выходила на пластинке, но и была переиздана на CD, - прим. ред.)

- В конце 70-х было модно ставить различные "рок"-оперы. Рассказывают, что Векштейн тоже мечтал написать рок-оперу. "Это все в веках останется!" - говорил Векштейн своим музыкантам.

- Я не думаю, что это остается в веках. Дело все в том, что спектакль проводился по оплате, как опера. И Гранов получал очень приличные авторские, то есть ему это было значительно выгоднее, чем просто песенки исполнять. Когда ПОЮЩИЕ ГИТАРЫ поставили оперу "Орфей и Эвридика", людей пришибло то, что появилась возможность зарабатывать по 150 рублей с концерта. Понимаешь? И все эти разговоры, что "все это останется в веках", полная чушь. Это значительно меньший аргумент, чем 150 рублей с концерта.

Следующий паззл, с ПЛАМЕНЕМ, тоже не был собран до конца...

- Однажды я выпустил сольный альбом... Несмотря на ироничные взгляды коллег, в том числе и Березина, я сказал, что поскольку вокально-инструментальные ансамбли - это молодежное явление, то я должен попробовать сделать собственную карьеру. Сначала все отнеслись к этому иронично, меня не выгнали, на дверь не указали, но когда вышли в свет мои первые альбомы и стали распространяться через сеть подпольных "писателей", и когда они получили успех, ситуация начала развиваться иным образом.

Я уже был достаточно раскручен в андерграунде, как рок-н-ролльная единица. Меня уже начали приглашать сниматься на телевидение, и я уже почувствовал себя звездой. Но с другой стороны, когда я приезжал в ансамбль ПЛАМЯ, мне говорили: "Знай место!" И я понял, что в какой-то момент либо ансамбль ПЛАМЯ станет моим аккомпанирующим составом, либо мне укажут на дверь. А первый альбом мне помог записать Гранов, несмотря на былой наш конфликт.

Однажды меня пригласили в Питер на программу "Музыкальный ринг" и ведущий задал мне вопрос: "Почему вы, обладая таким интересным репертуаром, продолжаете работать в ПЛАМЕНИ?" Я ответил, что ПЛАМЯ - это работа, но оно моему сочинительству не мешает. После этого разразился страшный скандал, Березин сказал: "Раз ты всю душу ПЛАМЕНИ не отдаешь, то уходи!". И я написал заявление об уходе...

Естественно, в какой-то момент ты понимаешь: чем ты хуже того дядьки, который тобой рулит? Если успех этому дядьке обеспечиваешь ты, то, ведь, кажется, что ты и сам все это без него сможешь сделать?)).

Когда я ушел из ПЛАМЕНИ (а это было еще до "перестройки"), то первый сольный концерт у меня был в Ярославле. Без всякой рекламы собиралось столько народу, что даже я не мог пройти на свой собственный концерт. Так как меня в лицо никто еще не знал, то объяснить, что именно меня собрались слушать, не было никакой возможности.

Но самым запомнившимся был первый концерт, в Ижевске, во Дворце спорта. Я так переволновался, что за пять минут до выхода на сцену, меня дико тошнило, и я просто тогда отсиживался в туалете.

С ГОЛУБЫМИ ГИТАРАМИ было очень много концертов, но нет такого, который мне особенно запомнился бы. Правда, когда мы были на гастролях в Ярославле, произошел смешной случай с нашим администратором Николаем Агутиным. Он очень хотел петь, но Гранов на сцену его не выпускал. Но однажды музыканты, занимаясь своими делами, прослушали звонок к выходу на сцену. Ведущий уже объявил, что сейчас будет исполняться "Песня, моя песня", а на сцене - только сам Гранов за роялем и Агутин - за кулисами. Гранов уже сыграл первые такты песни, а на сцене так никто еще не появился. Тогда к нему подбежал Агутин: "Игорь Яковлевич, я спою! Какие там слова?" - "Разметалось поле без конца и края..." - напел Гранов. - "А дальше, Игорь Яковлевич, какие слова?" - "Пой пока эти..." - ответил Гранов. Эта фаза "Пой пока эти!" стала в ГОЛУБЫХ ГИТАРАХ любимым афоризмом.

А вот с ПЛАМЕНЕМ - это те, что мы дали в Афганистане, потому что это было в высшей степени ощущение нужности людям. После трех концертов, которые мы делали за день, совершая перелеты на вертолетах, мы еще всю ночь пели с офицерами, выпивая, понимая, что по-другому мы не можем.

Приземлились мы на вертолете, к нам подходят солдаты, которые на нас смотрят даже не как на артистов, а как на людей, которые прилетели из Советского Союза. Смотрят на тебя и ничего не говорят. Я вытаскиваю гитару, расчехляю ее и начинаю петь свои песни. Потом Петерсон включается, потом кто-то еще. Но буквально через несколько минут после того, как там собралась толпа, по нам стали стрелять. Мы сначала даже не поверили. Там не сразу понимаешь, что ты на войне.

А как забыть концерты в госпитале! Там сидели молодые ребята, которые остались на всю жизнь инвалидами, и надо было как-то отвлечь их от мрачных мыслей. Я помню, принесли парня на простыне и подвесили его прямо к потолку, у него были отняты две ноги и рука. Человек молчал, а глаза его кричали! Кричали от ужаса, от того, что он ничего не может сделать, от того, что не понимает, как дальше жить! А тут: "Не надо печалиться! Вся жизнь впереди! Вся жизнь впереди! Надейся и жди!.." Блядь, опустишь глаза и поешь...

С другой стороны были песни, которые в Афганистане воспринимались совершенно по-другому. Поешь про Родину - у тебя мурашки по коже бегут.

Какой-нибудь умник сейчас обвинит меня в том, что я пропагандировал и поддерживал советский милитаризм, но этот концерт был далек от политики, я пел для ребят, которые попали в эту ситуацию точно так же, как и я - которому тоже эта поездка в Афганистан была совершенно не нужна! Но так сложились обстоятельства, что нас заставили туда поехать, чтобы мы сделали этим людям жизнь более комфортной. Там уже шла драка, и люди уже не думали, из-за чего она началась...

Паззл Вячеслава Малежика сложился лишь после того, как он начал сольную карьеру и оказалось, что у него очень яркий, ни на кого непохожий индивидуальный стиль. Но это уже совсем другая история и другой цвет времени. Говорить о сегодняшнем Малежике можно долго и с удовольствием, но это не так просто, поскольку сегодня уже и Малежик - "неформат". Его новые песни практически отсутствуют в эфире, поскольку вряд ли кому сейчас нужны люди, имеющие петь и сочинять красивые и эффектные мелодии. Вы скажете - публике! А кто её сегодня спрашивает?

Фотографии к статье здесь.

Для Специального радио. Октябрь 2005

Владимир Марочкин, Специальное радио