Тараканы, которых я дрессировал, выигрывали все бега

Создатель доселе так и не обозначенного эстрадно-интеллектуального жанра «ручной работы», считает, что «серебряный век» российской эстрады состоялся благодаря тому, что в 70–80 годы эстрадники работали больше все-таки для души, а не ради денег. Но ведь и поэты не святым духом питаются! Сколько нужно денег поэту «чтоб смеяться над бедою», а сколько «чтоб от счастья мучиться»? И какой доход надо иметь, «чтобы козырем судьбу по хребту хлестнуть»? Наш сегодняшний гость раскрывает читателям «Семейного бюджета» свою смету «и еще, еще, еще, еще чего-нибудь».

Семейный бюджет: Вячеслав, народ вас знает, любит. Вот, иду сейчас по улице, спрашиваю у прохожих: где дом такой-то? Мне: — А что там? — Малежик, отвечаю, там живет. — А! Мы знаем, что у него дача в Сочи есть, а где он здесь живет, не знаем?
Вячеслав Малежик: О как!
СБ: Честное слово. А что, правда дача в Сочи есть?

ВМ: Ну, дача — это громко сказано. Правильнее будет — жилплощадь. Вообще, с тем, что говорит народ, а особенно журналисты, ухо надо держать востро. Однажды какая-то журналистка меня спрашивает: «А какое у вас хобби»? Боже, до чего ж достали вопросы про хобби, жизненное кредо и про то, какой тип женщин мне нравится? Ну, я схохмил: у меня, мол, на даче есть аллея Славы? Славы Малежика. И на той аллее Славы я собираю и выставляю бюсты Ленина. Сказал, а где надо смеяться — не обозначил. Журналистка сама не догадалась и на полном серьезе все это дело опубликовала. Так мне со всех сторон повалили предложения купить бюстик Ленина.

СБ: Не скучно? А еще довелось прочитать, что как-то раз вы отважно сказали, будто ваша жизнь удалась прямо классически: черной икрой поверх красной. А вот в списке от «Форбс» фамилии Малежик нет. Как так проглядели?!

ВМ: Ну и слава Богу, что проглядели! А то после «Форбса» начнут интересоваться всякие налоговые органы, что не к добру? А потом — духовного «Форбса» еще нет, всех в основном интересует материальная составляющая жизни, которая, на мой взгляд, значительно более скучная. Знаете, как спелось у меня однажды: беда в том, что «Есть с кем считать выгоды — не с кем считать звезды?.

СБ: Тем не менее вы продали более двух миллионов виниловых пластинок еще во времена Советского Союза, а потом, говорят, еще миллион CD. Стало быть, материальная составляющая все-таки не такая уж и скучная?

ВМ: Скучная, можете мне поверить. Виниловые пластинки ведь не я продал, а фирма «Мелодия». И при всем том, что я все сам сочинил, сам спел, аранжировал, мне заплатили около 5000 рублей. Да еще приходилось кому-то там борзых щенков подносить, чтобы ОТК пройти на «Мелодии». Прибыль же фирмы от продажи этого количества дисков, насколько я знаю, составила порядка 5 миллионов рублей. Ну, понятно, что Жигули-«копейка» стоили тогда 5400 рублей, доллар — 74 копейки, а начальник отдела на заводе получал 200 рублей?

Но все же надо учитывать, что создание виниловой пластинки — это еще и по времени очень длительный процесс. Долгий труд, долгие согласования, какие-то «тормоза» по идеологическим соображениям — все-таки это был Советский Союз. Песни для своего первого винилового диска я собирал с 67-го по 86-й год, то есть в общей сложности без малого 20 лет. Знаете, Пугачева говорила, что на 1 рубле, вложенном в нее, государство зарабатывало 500 рублей. Это вполне конкретные цифры. Сопоставимо это? Ведь по доходности шоу-бизнес идет третьим после наркоторговли и торговли оружием.

СБ: «А сейчас есть пираты. С одной стороны, вроде как признание популярности, что попало подделывать не будут, а с другой — убыточно ведь. Много крови вам это явление попортило?

ВМ: Ну, не прибыльно, конечно. Но вот насчет крови? Да нисколько не попортило. А что с этим делать? Бороться? Я отношусь к этому как к данности и не обращаю внимания. Вы предлагаете мне быть Дон Кихотом? Хотите посмотреть, чем закончится моя драка с этими ветряными мельницами? Как меня затопчут?

На этапе перестройки я предлагал организовать профсоюз музыкантов, чтобы, объединившись, регулировать этот процесс. Но мои коллеги оказались достаточно инертными, а кроме того — вы же понимаете, что отстрел начинается, когда происходит передел финансового мира. Так что у меня есть дела поважнее. Чем «чегеварить», я лучше посочиняю.

СБ: Вы выросли в семье шофера и учительницы. То есть, осмелюсь предположить, семья не шиковала даже по тем временам, когда вроде бы все были в этом плане равны.

ВМ: Да знаете, может, и не шиковала, но все-таки и не бедствовала. Там была довольно забавная жизненная метаморфоза? Когда мне было еще лет пять-шесть, я заметил, что отец вел какие-то потайные переговоры с матерью, как оказалось, поистине судьбоносные. В общем, отец был беспартийным и безграмотным — всего два класса образования. И до тех пор практически спал за рулем каких-то посыпалок, поливалок — ну, машин такого рода, чтобы прокормить семью. И вдруг он пересел на легковушку, да еще зарубежного разлива! И что выяснилось? Шведскому послу понадобился личный водитель, а в обслугу посольства капиталистической страны не могли принять коммуниста. Каким-то образом мой отец попал в поле зрения этого самого посольства и его беспартийность стала решающим моментом в его дальнейшей, с позволения сказать, карьере. В общем, он пересел на легковую машину и стал зарабатывать приличные по тем временам деньги, да еще ему выдавались чеки на одежду из «Березки», поскольку, ясное дело, у шведского посла не могло быть плохо одетого шофера. Ну, иногда и нам что-то перепадало. Да вы же помните те времена, когда заграничная тряпка давала ощущение принадлежности если не к элите, то к чему-то статусному.

СБ: И у вас появилось это ощущение принадлежности?

ВМ: От заграничной тряпки? Да упаси Бог. Гитара и длинные волосы тогда давали больше веса в обществе, нежели американские джинсы. Поэтому меня это не волновало. Интересно, что в тот момент, когда «фирменной униформой» музыканта считались джинсы, я одевался, как клерк: ходил в институт в белой рубашке, галстуке и достаточно стильном пиджаке. А первые свои джинсы справил аж в 32 года.

СБ: Ну вот? А я-то ожидала рассказа о босоногом детстве и хотела спросить, что вы вынесли из него в плане финансового поведения? В самом деле, что? Кто-то наверстывает, скупая шоколад тоннами, а к кому-то, наоборот, намертво прирастает привычка считать каждую копейку.

ВМ: А ко мне в этом плане приросла привычка доедать все с тарелки. Для меня психологически сложно не доесть то, что мне положили. Наверное, из-за того, что, хотя отец неплохо зарабатывал, у родителей была инерция «колбасы по праздникам». И свежее мясо — не солонину — я попробовал лет в 12. И, знаете ли, для меня это был некий гастрономический шок. А что касается моей модели финансового поведения, то я достаточно легко расстаюсь с деньгами, если трачу их на кого-то. Потратить на себя мне сложнее.

СБ: У вас в семье кто министр финансов?

ВМ: Жена. Я денег вообще не касаюсь. Только зарабатываю. Я в этом плане что-то вроде английской королевы или испанского монарха: меня народ любит, уважает, но только пока все хорошо. Но едва лишь в государстве начнутся проблемы, виноват будет испанский монарх? Ну, меня неплохо кормят, мои вкусы изучили, но все-таки им следуют не в той степени, как бы мне хотелось, потому что приготовление той еды, которую я люблю, требует времени.

СБ: Ваша супруга оставила карьеру актрисы ради семьи. Не возникало ли при этом сомнений: мол, одной зарплаты семейный бюджет недосчитается?

ВМ: Да, моя жена Татьяна Романенко была актрисой в ЦДТ и в «Современнике». И, действительно, однажды приняла решение оставить работу, чтобы посвятить себя семье. Но я хочу подчеркнуть: я не настаивал на том, чтобы она бросила работу. Просто не хотел услышать упрек в том, что я сломал ее актерскую судьбу.

Что же до семейного бюджета, то, когда средняя зарплата по стране была 100–120 рублей, у нас дома лежало по 600–800 рублей, которые я зарабатывал. Ну и насколько невосполнима была брешь, которую пробил в нашем бюджете переход моей супруги из актрис в домохозяйки? Татьяна имела возможность не работать ради куска хлеба ценой в 150 рублей ее оклада.

СБ: Первый свой заработок помните?

ВМ: Это был 31 рубль. Тогда Никита Сергеевич Хрущев предложил ввести в школах профтехобразование, чтобы помимо школьных наук человек умел еще что-то делать руками. И в 11-м классе мне присвоили гордое звание слесаря-авторемонтника. Я помню, что мы возились с деталями в какой-то солярке, у меня руки были синие, опухшие, но вдруг за это нам выдали по 31 рублю.

СБ: Недурно, если зарплаты были по 90 рублей?

ВМ: Еще бы, да я после окончания института получал 85! И я на эти деньги купил себе какую-то шикарную по тем временам рубашку — шерстяную, вязаную. Рублей 28 с копейками она стоила.

СБ: А первый свой ХОРОШИЙ заработок тоже помните?

ВМ: Если говорить о моей музыкальной деятельности, то поначалу я деньги не зарабатывал. Играл по свадьбам на баяне бесплатно. И потом, когда уже играл на гитаре в ансамбле, денег, в общем-то, опять не видел: они у нас не в карман шли, мы какие-то железки покупали, аппаратуру обновляли. Мои песни уже начали петь на эстраде, а я все не знал, что за это платят деньги. Когда услышал, что мои песни объявляют с другим авторством, пришел их зарегистрировать, и мне сказали: о, наконец-то вы объявились, а то мы не знали, кому деньги за эти песни платить! Оказалось, что в конце отчетного года невостребованные деньги отдавали в фонд государства.

В общем, мне все эти разговоры о том, что я не всегда корректно плачу налоги? Если посчитать тот миллион CD, да еще то, что государство палец о палец не ударит, чтобы решить проблему с пиратами? Так что еще неизвестно, кто кому должен в этом плане: я государству или оно мне. К великому сожалению, об интеллектуальной собственности у нас пока очень слабое представление и вопрос: «А где вы работаете»? — до сих пор возникает даже у тех, кто приходит на мои концерты.

СБ: Человек вы неконфликтный и умеете незлой шуткой погасить назревающий скандал. Но неужели у вас никогда не было взрывоопасных ситуаций из-за денег? Не обманывали вас, не обсчитывали? В 90-е через это прошли, кажется, все.

ВМ: Была взрывоопасная ситуация. С одним очень известным сейчас магнатом и политиком, имя которого я не хочу называть ни в целях рекламы, ни в целях антирекламы.

Я учился с ним в одном институте, даже в одной группе. И когда он организовал свою фирму, стал состоятельным человеком, а деньги в стране начали гореть, я пришел к нему и спросил, что делать, чтобы деньги не пропали. Он говорит: давай их мне в фирму. Я отдал, а через некоторое время получил… От осла уши. Говорю: ну как же так? Он: а что я могу сделать, если фирма зарегистрирована не на меня, а на мою жену?

СБ: А ведь и правда — что тут можно сделать? Если на жену-то? И какова была ваша ответная шутка?

ВМ: Ну, в тот раз шутки не было. Я ему достаточно резко сказал, что думаю обо всем этом. Да, это были девяностые, но я думал, что все-таки мы институтские одногруппники и это дает какое-то основание ему доверять.

СБ: Скажите, а когда у вас появилось ощущение, что денег в принципе хватает на то, чтобы неплохо жить?

ВМ: Да знаете, у меня ведь никогда не было ощущения, что я плохо живу. Я полностью укладываюсь в известную формулу, что богат не тот, кто много имеет, а тот, кому всего хватает. Мне хватало и тех 50 копеек, которые давали родители на буфет в институте. А чтобы закадрить девчонку, у меня была гитара, и выстраивалась очередь… То же было, когда я работал инженером и получал 85 рублей. Ощущение востребованности опять же давала гитара и снижала мои затраты на очарование девушек. Интересен я был, наверное, сам по себе, без каких-то выдающихся денег. А когда стал музыкантом, то мои заработки были на порядок выше инженерских и я просто не успевал тратить те деньги, которые зарабатывал, да и тратить-то их было особо не на что и некогда: мы работали как сумасшедшие, приезжали домой только сменить бельишко да переночевать. Так что тараканы, которых я дрессировал, выигрывали все бега. А Абрамовичи и Березовские в мою компанию не входили, поэтому переживать из-за того, что я не конкурирую с ними, мне не приходилось.

СБ: Понятно, что у вас своя публика. Но продукт ваш не массовый, не на стадионы, поэтому осмелюсь предположить, что корпоративами-то у Абрамовичей вы тоже зарабатываете?

ВМ: В основном. И своя публика имеется. Но есть такое понятие, как себестоимость концерта? То есть, если я лечу во Владивосток, в стоимость концерта должна быть заложена цена перелета бизнес-классом туда-обратно — минимум 3000 долларов, аренда зала и звука, гостиница. Плюс желание заработать как той, так и другой стороны. Все это обуславливает цену билетов.

Но я отдаю себе отчет, что МОЯ публика не всегда сможет обеспечить мне тот заработок, который бы мне хотелось, поэтому часто иду на ценовые уступки. И бывает, что, хотя на корпоративном концерте можно заработать больше, я позволяю себе низкобюджетный концерт, если знаю: люди придут слушать именно меня, а не просто выпивать под абы какое звуковое сопровождение.

СБ: То есть с формулой «деньги не пахнут» у вас свои отношения присутствуют?

ВМ: Присутствуют. Но формула неоднозначная, и ее надо рассматривать по конкретной ситуации. Например, у меня много приятных знакомых, которые очень круто стоят и которых я могу назвать своими товарищами, абсолютно не переходя рамки этических норм. Но есть несколько человек, с которыми я расстался, зная, что при этом что-то недозаработал.

Деньги для меня — это, с одной стороны, индикатор успеха, а с другой — мерило угла прогиба, который я могу себе позволить. В принципе, если верно то, что каждый человек имеет свою цену, то я могу даже самому себе сказать как на духу: были ситуации, когда я абсолютно сознательно отказался быть купленным со всеми потрохами. Все-таки у меня есть ощущение, что я стою на ногах достаточно вертикально и имею возможность в каких-то ситуациях сказать «нет» или отшучиваться, сохраняя при этом лицо. То есть не допускать панибратства, после которого тебе начинают клеить на лоб червонцы.

СБ: Неплохо.
ВМ: Неплохо что?
СБ: Когда есть возможность отказаться от червонцев на лоб, не обрекая этим семью на голод. Уровень свободы.

ВМ: Это основное, наверное? Во всяком случае, когда-то давным-давно, еще когда я играл в «Веселых ребятах», Женя Болдин, бывший тогда продюсером Аллы Пугачевой, пригласил меня работать в «Театре песни Аллы Пугачевой?. Я тогда поразмыслил, прикинул, получилось, что я достаточно много приобрел бы, но — ценой необходимой мне степени свободы. И отказался. Имел, знаете ли, такую возможность. И до сих пор у меня нет начальников, я сам себе хозяин и очень этим доволен. И могу даже с полным правом сказать себе, что мой «угол прогиба» стремится к нулю. Но, с другой стороны, и в «Театр песни Аллы Пугачевой» меня больше не зовут! Поскольку у них, надо полагать, тоже есть свой «угол прогиба?. И он, видимо, тоже стремится к нулю!

СБ: Вас давно не было видно в Москве. Я имею в виду концерты. Кстати, они окупаются?

ВМ: В Москве — нет. Ну, разве только если ты настолько популярен, что не вылезаешь с экрана телевизоров. А поскольку я уже давно слез с него и обратно не влезаю, то десять раз подумаю, поднимать ли мне занавес в Москве. Я несколько раз это делал, чтобы не возникло ощущения, что я исчез совсем. В позапрошлом году, организовывая концерт в Кремле, столкнулся со всеми этими «земными» делами. Смета на концерт, который не ахти какой был по расходам, составила порядка 180000 долларов.

СБ: Неужто сами заплатили?
ВМ: Платили мои поклонники с возможностями, которые поверили мне, что если они не сделают своего посильного вклада в русскую культуру, то она сей же час загнется на корню.
СБ: Обычно люди вашего цеха, подзаработав «чесом», пока есть силы, в конце концов оседают в каком-нибудь бизнесе. Концерты концертами, а прачечная понадежнее. Или ресторанчик какой-никакой.

ВМ: Чтобы держать ресторан, нужно это дело хорошо знать и безвылазно этим заниматься. Отдать же все на откуп приказчикам — так вороватость их, по-моему, обусловлена генетически, не успеешь оглянуться, как все пойдет прахом.

Как-то мне предложили стать соучредителем в новом пивном ресторане. Кем-то типа гостеприимного хозяина, чтобы я приглашал и принимал гостей, чтобы был «День Малежика», допустим, в среду — перед рыбным днем. Я даже придумал названия: для ресторанчика — «ПломBEER», а для пива — «Базар». Представляете, человек берет банку «Базара» фильтрованного или «Базара» нефильтрованного, кому что по вкусу. Как бы народу запомнилось! Но, в общем, не получилось. Все-таки я, наверное, не предприниматель по натуре. Надо заниматься тем, что умеешь. Буду сочинять. А чтобы вкладывать заработанное так, чтобы копеечка капала, на то, в конце концов, есть банки.

СБ: Песенка у вас есть «Для полного счастья, поймите, чего-то должно не хватать». Попробую угадать: это вы точно про деньги написали! Или все-таки счастья без денег не бывает? Тогда чего по вашей теории должно не хватать для полного счастья?

ВМ: А у меня еще другая песенка есть: «Счастье в том, чтобы его искать, а песенка в пути вам будет помогать». То есть, по-моему, счастье в движении, в достижении чего-то. Мне кажется, самое отвратительное, когда ты становишься рантье. И не производишь никакого продукта, а просто проживаешь накопленные капиталы. Это значит, что ты полный отстой и абсолютно никому не нужен. И поэтому, наверное, в самый худой день я буду приплачивать людям, чтобы они шли на мои концерты, дабы создать самому себе иллюзию своей нужности. Некоторые тонут в иллюзорном мире с помощью наркотиков и водки, а я, наверное, буду покупать себе концерт, собирать своих якобы поклонников, накрывать им стол и говорить: «А сейчас Вячеслав Малежик угостит вас своими новыми песнями!» Ой, что-то я как-то совсем грустно это сказал, а?

СБ: Да нет, нормально. Если это и будет, то еще очень не скоро. А то, глядишь, и вовсе обойдется.

Елена Воронцова, Журнал "Семейный бюджет" N 8, август 2008 г.