Звезды эстрады

Вячеслав МАЛЕЖИК:

«Мой возраст — окраина лета,
ущербные луны в окне.
Все чаще, все чаще встаю до рассвета,
все реже летаю во сне…»

В советское время официальные структуры с подозрением относились к человеку, чьи руки не были с утра до ночи заняты построением светлого будущего. С тех пор и повелось: если рабочий — то с молотом, если колхозница — с серпом, если девушка — с веслом, а если шахтер — с кайлом… Видимо, отдавая должное этой славной традиции, певец и композитор Вячеслав Малежик окрестил себя «человеком с гитарой».

С двенадцати лет он наживал трудовые мозоли, играя на свадьбах, но это не помешало ему окончить вполне степенный институт инженеров железнодорожного транспорта и даже два года отработать по специальности. Зато потом, переквалифицировавшись в артисты, Слава со знанием дела оценивал достижения родимого транспорта, мотаясь по бесконечным гастролям с ансамблями «Веселые ребята», «Пламя» «Голубые гитары»… Предвидя здесь нервный смешок читателей, я уточню: в доперестроечные годы слово «голубые» не имело нынешнего игривого подтекста. Лучшим тому подтверждением может служить почти патриархальный домашний очаг Малежиков: жена Татьяна — бывшая актриса, пожертвовавшая карьерой ради семьи, и два сына — двадцатиоднолетний Никита и восьмилетний Иван.

— Слава, я предлагаю не втискивать это интервью в привычные рамки: вопрос — ответ. Пускай иногда вместо пространных рассуждений звучат твои песни…

— Согласен и надеюсь, что сегодняшняя встреча станет прологом к моему, если можно так выразиться, украинскому ренессансу. Авось люди вспомнят о моем существовании, о том, что я еще умею петь, сочинять и все прочее.

— Мой первый вопрос, возможно, покажется банальным… Все помнят, что твоя «серьезная» артистическая жизнь начиналась когда-то в «Веселых ребятах», но однажды ты задумался о сольной карьере. С какой песни она стартовала?

— На самом деле песня, прозвучавшая первой, была настолько странной, что сейчас я могу с полным основанием занести ее в раздел «графоманство». В юности у меня было безмерное желание подражать битлам. Я научился «под них» петь, а потом, поскольку и Леннон, и Маккартни сочиняли песни, решил, что и мне без этого не обойтись. На сотрудничество с маститыми авторами рассчитывать не приходилось, поэтому я написал стихи сам. Чтобы ты понял, в чем заключается «странность», я просто процитирую то, что получилось в результате. Такая это была дурь (поет):

Прощай, любовь, я уезжаю, Рифмы, конечно, глагольные. Жди меня, жди меня. Тебя я снова покидаю, Но я вернусь, ты жди меня. В твоих глазах мелькнули слезы, Мне говорят: "Дождусь тебя! И потом так пафосно: Дождусь тебя-я-я!"… Вот так (смеется)…

— Слава, я хорошо помню свой выпускной вечер и помню, как вся школа трижды просила повторить на бис твою, как это потом выяснилось, песню. Тогда я еще не знал, что ее автор Вячеслав Малежик, но все одноклассники буквально сходили под нее с ума…

— Это, наверное, «Двести лет»? Угадал? (Смеется.) Знаешь, если следовать исторической правде, то как в России победившей Октябрьской революции предшествовала неудачная революция 1905 года, так же и с моими песнями было. Еще учась в институте, я написал, как теперь говорят, хит, который облетел всю страну, был жутко популярен, хотя автор оставался неизвестен. У нас раньше был такой Комитет по охране авторских прав, так они два года не знали, кому за эту песню деньги платить. Когда я наконец объявился, мне сказали, что я потерял как минимум две «волги».

— Вот беда… А что это за песня?

— Была такая (поет):

Хотят меня с ума свести —
Наташку держат взаперти.
Еще одиннадцать часов,
А двери хлоп — и на засов!

А у девчонок без ребят
Глаза, как у икон, грустят.
Чего нельзя — того нельзя,
Нам мамы пальчиком грозят.

И вот стою под окнами
Я кроликом подопытным.
В окне Наташка мечется,
Как дерзкая разведчица.

А у девчонок без ребят
Глаза, как у икон, грустят.
Чего нельзя — того нельзя,
Нам мамы пальчиком грозят…

— «Как дерзкая разведчица…»? Насколько я знаю, там были другие слова…

— Да, действительно, в первом варианте текста было: «В окне Наташка мечется, она на третьем месяце».

— Не разрешили ?

— Не то чтобы… Просто я, скажем так, испугался, что из института за аморалку попрут.

— Так ты считаешь, что это была революция 1905 года?

— Ну, во всяком случае, кровопролитные бои на Красной
Пресне уже шли.

-А чем же ознаменовался семнадцатый год?

— Сначала «Апрельскими тезисами», написанными в Разливе, потом опломбированным вагоном, в котором я приехал из Швейцарии…

— …чтобы выйти на броневик? Что же ты с броневика спел?

— Ну, разумеется, «Двести лет». Эту вещь писал, в общем-то, не для себя. Как заядлый битломан, я вряд ли исполнил бы песню с такими цыганско-кабацкими интонациями, но у нас был очень популярный тогда певец Вадим Мулерман, который позднее уехал в Америку. Вот для него это и сочинялось.

— Он эту песню слышал ?

— Да, но как-то равнодушно к ней отнесся. Начал исполнять лишь после того, как песня получила всенародное признание, а до этого она у него лежала, как, впрочем, и у Пугачевой. И слава богу, что Алла Борисовна не перехватила инициативу и дала мне состояться как автору-исполнителю. (Поет.)

Двести лет цыганка мне жизни нагадала:
Жизни чашу полную, сытость без хлопот.
Но благодати двести лет — ах как же это мало!
Нагадала б ты мне лучше счастья хоть на год.

Нагадай мне, милая, о любви тревогу,
Нагадай в глаза врага смело заглянуть,
Верного товарища в дальнюю дорогу
И еще, еще, еще, еще чего-нибудь…

Знаешь анекдот? «Кукушка, кукушка, накукуй мне сто лет жизни». — «А на кукуй тебе так много?" Уважаемые читатели, пожалуйста, простите: Дмитрий Гордон совершенно не несет ответственности за всяческие мои пошлые слова.

— Слава, на концерте, посвященном шестилетию «Бульвара», представляя тебя, Лолита сказала: «Сейчас на сцену выйдет артист, под песни которого хочется кому-то отдаться»…

— Наверное, Лолита все-таки нимфоманка.

— Но, как я понимаю, многие дамы хотели бы отдаться непосредственно тебе. Были ли для тебя проблемой добиться взаимности у приглянувшейся девушки?

— Если вспоминать молодость, то, честно говоря, особых проблем не было… Взяв в руки гитару, я чувствовал себя браконьером, приглашенным куда-нибудь на правительственную дачу, где уже были заранее привязаны к дереву лоси и кабаны.

— Девчонки в те годы неприхотливыми были, правда?

— Ну почему? Я, во всяком случае, до неприхотливых не опускался — себя уважал, и девушки у меня были как на подбор: студентки и выпускницы МГУ, МГИМО и прочих стоматологи
ческих вузов…

— Я имею в виду: непривередливы в финансовом плане…

— Ты понимаешь, в чем дело… В пору моей молодости вообще такого понятия не существовало… С пятьюдесятью копейками я был богат, как Крез, — на эти деньги мог пригласить девушку в кино и купить ей мороженое, а потом еще на последнем трамвае доехать до дома.

— Если тебе нравилась девушка и у тебя в это время была гитара, что ты ей пел?

— Это абсолютно не имело значения, главное, что я пел. Это не хвастовство, честное слово, — в любом случае успех был гарантирован. Обычно какую-то битлятину пел, всякие там "Michelle"… Может быть, в силу того, что я в те годы работал в «Веселых ребятах», ужасно не любил репертуар, который мы исполняли, хотя впоследствии он стал классикой и вошел во все антологии лучших песен. Теперь это называется «Старые песни о главном».

- "Веселые ребята" и в жизни были веселыми?
- О-о-о!!! О-о-о!!!
- Огни зажигали ?
— Еще как! Вспоминаю довольно забавный случай. Представь, гульбище в одной из гостиниц юга, причем аморалка по полной программе. Девчонки совсем молоденькие, еще не достигшие совершеннолетия, да и мы далеко не старые. Один из наших музыкантов, стоя на балконе, курит сигарету, в другой руке у него недопитая бутылка вина. Видимо, выпил он уже слишком много, потому как бросил эту бутылку на улицу. Она, как снаряд, полетела, красиво упала и разбилась об асфальт. В это время из-за угла появляется наряд милиции. Наш метатель от неожиданности присел, но окно, естественно, было вычислено, и милиционеры рванули к входу.
Тут же крик, как на корабле: "Полундра!" Одного из музыкантов, который был поприличнее к этому времени одет и меньше выпивши, бросают спасать ситуацию. Он бежит к швейцару, а поскольку дело было в южном городе, разговор происходит такой: "Дед, сейчас придут менты, так ты что-нибудь быстренько сообрази, чтобы их не пустить". — "Нет проблем", — говорит аксакал, берет швабру и — раз! — закрывает дверь. Тут из-за угла появляются менты, начинают ломиться в гостиницу. На стук подходит швейцар и, глядя на них совершенно стеклянным глазом, говорит: "Ваши визитки!"
- В пору, когда ты выступал в "Веселых ребятах", там же
начинала Лила Борисовна Пугачева…
- На самом деле это уже были мои последние месяцы в ВИА.
- Я когда Богатикову сказал: "Алла Борисовна", он меня пере
бил: "Да какая Алла Борисовна? Алка!"…
- Честно говоря, я тоже до сих пор называю ее Аллой, и это
не похвальба. Во-первых, она моложе меня, а во-вторых, мы
состояли с ней в одной комсомольской организации. Более того,
мы собирались спеть дуэтом одну мою песню, но этому поме
шал мой уход из "Веселых ребят". (Поет.)
Что за чудо это лето необычное!
Ты откуда парень — губы земляничные?
Из былинных богатырей, из Иванов-царевичей?
А быть может, из девичьей мечты моей?
Свет мой ясный, свет мой ясный, ненаглядный мой,
Запах счастья, как у ягоды лесной,
Манит в чашу, словно свадьбу отыграть сулит
То ли нашу, то ли солнца и земли…
- У твоих песен есть прототипы, реальные герои или они, что
называется, взяты с потолка?

- Поскольку я человек женатый и половина Украины — мои
родственники, отвечу так: наверное, на след моих прототипов
могут вывести те песни, где значится, что автор текста — Вячес
лав Малежик. Установив их перечень, можно начинать какую-
то исследовательскую деятельность, нанимать частного детек
тива…
Ну, вот одна из песен, у которой, скажем так, есть герой. (Поет.)
Ты мне нравишься,
И это мне не нравится,
А под руками клавиши
Поют мотив любви.
Ты мне нравишься,
И это мне не нравится,
Пройдусь с тобой по краешку
Над пропастью молвы.
Прогулки по тонкому льду,
Прогулки по минному полю.
И вот на свиданье к тебе я иду,
Несу свою радость и боль.
На счастье иль на беду
Ты сделала шаг мне навстречу.
И вот на свиданье к тебе я иду
В холодный сентябрьский вечер.
Ты мне нравишься,
И это мне не нравится,
А под руками клавиши
Поют мотив любви.
О-о-о! Ты мне нравишься,
И это мне не нравится,
Пройдусь с тобой по краешку
Над пропастью молвы.
— Не берусь судить, насколько ты образцовый отец семейства, но не многие композиторы писали своим детям колыбельные. У тебя же есть просто прекрасная песня, посвященная сыну Ване…
- И я с удовольствием ее спою:
Ты встречаешь меня у порога, Только скрипнет подъездная дверь. Ты — ревнитель, ценитель мой строгий, Как я ждал нашей встречи, поверь. Как я вскачь погонял мое время, Как тянулись гастроли опять. Ах, Ванятка, мое семя-племя, Будь красивым ты, маме под стать.

Ваня-Ванюша, Ваня-Ванятка,
Не время еще дружить нам с тетрадкой.
Ваня-Ванюша, Ваня-Ванятка,
Ах как же ты плачешь,
Как горько, как сладко.
Ты большую дорожную сумку
Ненавидишь, как Бабу-Ягу.
Ну а я за здоровье и рюмку
Выпью — маме прошу ни гу-гу…
Ты взрослеть будешь, буду стареть я,
Ты — влюбляться, я — снова хворать.
Ах, Ванятка, мое семя-племя,
Будь красивым ты, маме под стать.
Ваня-Ванюша, Ваня-Ванятка,
Не время еще дружить нам с тетрадкой.
Ваня-Ванюша, Ваня-Ванятка,
Ах как же ты плачешь,
Как горько, как сладко…
- Многие настоящие артисты признавались мне, что не умеют
петь под фонограмму. Ты когда-нибудь пробовал?
- Знаешь, выражение "петь под фонограмму", по-моему, не
совсем правильное. Это какое-то масло масляное — под нее от
крывают рот. Хотя, наверное, и под фонограмму надо все-таки
петь, чтобы выглядело убедительно. Мне это очень сложно де
лать, потому что обычно я плохо помню, как записывал песню,
да и на концертах пою достаточно свободно. Прежде чем от
правляться на съемку, надо бы прослушать, как это записано, но
у меня, в силу моего лоботряства, руки до этого не доходят…
- А как вообще поступают артисты: вместе с "фанерой" поют
или просто в такт ей открывают рот ?
- Давай, Дима, ты об этом у артистов и спросишь, а здесь
перед тобой автор-исполнитель. Большие мастера обычно…
- …поют без фонограммы, да? Слава, в отличие от многих кол
лег ты не можешь пожаловаться на нехватку энергетики. Я точно
знаю: когда ты выходишь на сцену и ударяешь по струнам, с первых
тактов публика начинает заводиться. Вроде ничего особого ты не
делаешь — не прыгаешь, не кричишь: "Где ваши ручки, где ваши
ножки?", не вызываешь на сцену фон…

- А между прочим, вот это "Где ваши ручки, где ваши нож
ки?" я придумал — давным-давно, году, наверное, в восемьдесят
шестом, когда начинал сольную карьеру. Кто видел тогда мои
концерты в Керчи, наверняка это подтвердит… Помню, я объехал весь Крым и с гитарами, с подзвучкой умудрялся раскачивать многотысячные стадионы. Провоцировал публику: "Давайте споем так, чтобы было слышно в Турции", и народ дружно подхватывал. Я придумал для себя образ этакого массовика-затейника, а потом его с меня начали сдирать. Когда это стало уже своего рода пародией, я от подобных вариантов раскрутки зрителя отказался. На самом деле, если идет сольник, моя задача — в течение пятидесяти минут доказать зрителям, что я их люблю и все, что у меня есть, им отдам.
…Люди у нас благодарные. На Западе подход более прагматичный: коль уж человек пришел на концерт и отдал за билет свои доллары-марки, ему как бы жалко не получить удовольствия. Если артист плохой, зритель развеселит себя сам. У нас же достаточно публику приласкать, погладить по головке, и она возда.-т сторицей. Не знаешь даже, кто кого разогревает: она меня i-'ли я ее.
- А от чего зависит энергетика ?
- Опять же от того, сколько отдать ласки. Когда-то, чтобы
объяснить мои взаимоотношения с залом, я использовал образ
двух любовников. Вот кто кого заряжает: ты свою женщину или
она тебя? Если ты будешь ласков, она заведется и начнет тебя
распалять. Это круговорот, а ты уже сам регулируешь, когда дол
жен наступить оргазм.
- И часто, он у тебя бывает совместным ?
- С публикой? Я предпочитаю, чтобы у нее наступал рань
ше, чтобы и на следующий день можно было прийти и всем
этим делом заняться (смеется). Вот твое бульварное начало -
оно все-таки прорвалось, господин Гордон.
- Слава, скажи, у тебя есть любимые песни собственного сочи
нения?
- Есть вещи, к которым я, скажем так, уважительно отно
шусь, а насчет любимых — не знаю, врать не буду…
- Ну а написанные на каком-то сумасшедшем изломе? Допус
тим, что-то в жизни стряслось и вдруг прорвалось пронзительной
интонацией…
- Самое интересное, что песни, которые имеют мощное воз
действие на публику, как правило, писались очень легко, я даже
не замечал этого процесса. Например, "Мозаика", которую, да
простят меня за такую физиологическую подробность, я сочи
нил, сидя в туалете.
Надо было сделать песню к пятнадцатилетию группы, в которой я когда-то играл. Время поджимало, и я буквально из пальца ее высасывал, все не мог представить, из чего же сложить мозаику. Это уже потом придумал: "из простых и грустных песен". Позднее зрители и критики начали подводить под это какую-то философскую базу, но ничего особенного я не имел в виду. Вместе с тем ощущение человека, который написал песню нужную, востребованную, у меня возникло именно после того, как впервые исполнил "Мозаику". Представь: полный зал, который пришел послушать в том числе и меня как бывшего участника самодеятельной группы, вдруг встал. Люди зажгли зажигалки и — с первого раза! — запели эту песню вместе со мной. Конечно, слова там были несложные, но все же…
Как-то я делал передачу "Острова Вячеслава Малежика" о дрессировщике Запашном, и для нее мне срочно нужна была песня. На моего героя очень большое влияние оказала мать -она его таким воспитала, и чтобы как-то этот факт отметить, я нашел у Петра Вегина любопытное стихотворение. Сидел, смотрел на него и вдруг сразу запел:

Эта женщина далеко-далеко,
Этой женщине живется нелегко.
Большерукая, как снежный человек,
Ждет она меня, наверно, целый век.
У нее была до пояса коса,
Звездной полночью наполнены глаза.
От такой вот, от такой вот, как она,
Было Пушкину и Блоку не до сна.
Вот таких рублем задаривал купец,
Красотою раззадоренный скупец,
А ямщик сажал с собой на облучок,
Я навек с ее глазами обручен.
По планете я шатаюсь, как шальной,
Забываю эту женщину с иной.
Мне, как мальчику, прозрачно и светло,
Но однажды ради той, что далеко,
Я всем женщинам планеты изменю,
На второй этаж взбегу и позвоню.
И возникнет, словно солнце из тумана:
"Здравствуй, мама, здравствуй, мама,
здравствуй, мама!"
— Не секрет, что многие композиторы мучаются всю жизнь, но написать шлягер не могут. Другие же пекут их, будто блины… Как ты считаешь, существует формула шлягера?
— Может, ты помнишь, у Бредбери был рассказ, который назывался "Идеальная мелодия"? Его герой просыпался утром и что-то напевал. Однажды он задумался над процессом: "Как же все возникает?" — и решил сочинить идеальную мелодию, которая "зацепит" всех. В итоге бедняга эту мелодию сочинил, но сошел с ума, потому что она у него не выходила из головы. Это первое, а второе… Ну, например, все критики ругают Славу Добрынина, называют его наперсточником и прочие неприличные термины по отношению к нему употребляют. -А публика, тем не менее, любит…

- Потому что его песни "цепляют". Мало того, несмотря на
то что практически любой композитор, любой музыкант знает
клише, по которым сочиняет Слава Добрынин, они шлягеров не
создают.
— Почему?
- Попробую объяснить. Мы эту проблему обсуждали с од
ним из моих друзей, соавтором, который в Индианаполисе чи
тал лекции о русской литературе. Американские студенты все
время терзали его вопросами: "Почему Тютчев, который напи
сал "Я встретил вас, и все былое…", является великим русским
писателем?" В переводе эти строчки никакого впечатления на
американцев не производят. Так и в музыке. Наверное, чтобы
написать шлягер, мало знать нотные знаки — это должна быть
мелодия, придуманная в момент духовного подъема, слова, рож
денные под ярким впечатлением. Это своего рода магнитофон
ная запись твоего эмоционального и энергетического состоя
ния, его след, сгусток.
Любой неплохой копиист может перерисовать, условно говоря, Мону Лизу, но сделал этот "шлягер", от которого все дохнут, Леонардо да Винчи, понимаешь? Там, правда, есть еще элемент намоленности, и, кстати, музыке это понятие тоже свойственно: вот как икона бывает намеленная, так и песня. У меня, в силу того, что я не здорово играю на гитаре, есть несколько дежурных переборов на все случаи жизни. Особенно цыганских песен это касается: у них одна подоплека, один незамысловатый аккомпанемент… И вот я ловил себя на том, что, если начинаю играть новую песню, которую зритель не знает, ничего не происходит — просто идут аккорды, но стоит сыграть четыре такта вступления тех же самых "Лилипутиков", я чувствую, как между мной и зрительным залом перекидывается мостик. Только, ради бога, не думай, что это мистика и что я сошел с ума, — рассказываю о том, что ощущаю.
У меня есть песня, которая стала лейтмотивом моего пятидесятилетия. Я только начинаю переборы играть, а меня уже самого захватывает. Хочешь — верь, хочешь — нет. (Поет.)
 
Мой возраст — окраина лета,
Ущербные луны в окне.
Все чаще, все чаще
Встаю до рассвета,
Все реже летаю во сне…
Понимаешь? Размышляя над связью между песней и молитвой, я понял: молитва обладает эмоциональным воздействием на человека, она снимает у него тяжесть, горесть и боль. То же самое присуще и песне. Она может нести в себе положительный заряд, после которого становится светло и радостно на душе, но может нести такой мощный негатив, как, не знаю, у Элиса Купера, когда он пожирает по ходу своих песен трупы и хрустит костями. Металлической музыке это вообще свойственно.
Вот ты спросил о формуле шлягера. Наверное, есть такой энергетический ключ: сочетание слов, определенная последовательность слогов и мелодии, которые на человека воздействуют. Не случайно сейчас в христианстве переделывают православные молитвы и заменяют древнеславянский язык разговорным, на котором общается тусовка. Когда какая-нибудь секта вроде московской церкви Христа, "цепляя" прихожан, переходит на жаргон, приправленный крутыми словами, в этом кроется глубокий смысл.
Известно, что в свое время, дабы обеспечить нужное воздействие обрядов на паству, католическая церковь отправила в разные концы Италии священников. Им поручили собрать образцы популярных мелодий: народной, серьезной музыки, впоследствии названной симфонической, и той, что пелась в кабаках и, условно говоря, на тамошних завалинках. У нас традиционно ругают композиторов-шлягерников за то, что они все пишут на трех аккордах, а вот за церковью этого не замечают, хотя на самом деле она использует не что иное, как шлягер — жанр очень простой и легкий.
- Я помню оглушительный успех в конце восьмидесятых "Ласко
вого мая", "Миража", "Фристайла", других подобных им групп. Се
рьезные, маститые композиторы брезгливо морщились: "Фи, какой
ужас!", а они спокойно собирали дворцы спорта и, что называется,
косили "капусту". Ты задумывался над секретом их успеха?
- Тогда, я считаю, на подобную музыку был социальный
запрос, в тот момент социум как бы подрос до уровня, когда ему
нужна была специфическая пища. Так беременную женщину
неудержимо тянет порой грызть штукатурку, потому что ее организму не хватает кальция.

- Интересно, а ты сам никогда не пробовал писать упрощенную
музыку для подростков ?
- Для этого необходимо особое состояние духа… У меня,
кстати, порой появляется ощущение, что я чего-то подворовы
ваю, потому что в этот момент не искренен, и фальшь, которая
возникает, когда я пишу такую вот простецкую музыку, лезет,
наверное, изо всех пор.
Сегодня я смотрел по телевизору интервью Верки Сердючки, то бишь Андрея Данилко. Он журналисту сказал: "Я все время стремлюсь быть в движении, в поиске", но не исключено, что публике, у которой он нашел определенный успех, это не нужно. Зрителю понравилась Верка Сердючка, и если вдруг Данилко споет, условно говоря, арию из оперы Верди, он будет просто не понят. Я не уверен, что здесь нужен поиск.
Есть такой старый анекдот. Соревнуются два контрабасиста. Один играет: бу-бу-бу-бу, а второй: пум-пум! Его спрашивают: "Ты что так мало играешь?" Он в ответ: "Понимаешь, мой соперник еще ищет, а я уже нашел". Так что Слава Добрынин — он нашел, а я, к сожалению, еще ищу.
- Слава, когда-то, я помню, Вилли Токарев страшно на тебя
обиделся…
- Совершенно дурацкая история вышла. Будучи тяжелоболь
ным, я написал одну из своих самых веселых песен.

- Что значит — тяжелобольным?
- Я приехал из Афганистана и начал чахнуть. После двух с
половиной месяцев, проведенных в больнице, мне поставили ну
просто безумный диагноз: предположительно (!) синдром Рейта,
несмотря на то что основные симптомы отсутствуют. Врачи не
знали, от чего меня лечить, и перепробовали все, вплоть до того,
что хотели отправить меня снова в Афганистан, потому что па
циент таял на глазах. Кровь у меня взяли на все, включая СПИД,
а я в это время писал всякие веселые песни, в том числе и вот
эту. (Поет.)
Летний вечер, летний вечер, летний вечер
Обещал под старой липой с Липой встречу.
Липа — имя, как струна, прозвенит в аккорде,
Завоюю я тебя — так решил я твердо.
Липа-Липонька, липовые встречи,
Ты шептала о любви липовые речи.
И встречались мы с тобой, Липонька, все лето,
Исходил я ноги все, износил штиблеты.
И взошла моя звезда липового счастья,
И умолкли навсегда липовые страсти.
 
Такой там припев был, но страна на мой призыв не откликнулась.
- Не поняла ?
- А там и понимать нечего. То ли мне в этой песне образ не
удался, то ли еще что… Мы вот сегодня часто вспоминаем доб
рым словом Славу Добрынина. Может, если бы спел подобное
Вячеслав Михайлович, она стала бы популярной, а меня все вре
мя просят спеть про какие-то мои несчастные влюбленности,
про мадам, про попутчицу…
- Я видел многих артистов, которым петь в тягость, и они
делают это в виде большого одолжения. Я знаю тебя уже много
лет, и всегда, в любой ситуации ты поешь, причем в кайф. Это, как
я понимаю, постоянный, жизненно необходимый тебе процесс. Ты
счастливый человек, наверное?

- Да, мне грех жаловаться на свою жизнь.
- А какие песни ты считаешь своей визитной карточкой? Ка
кие слова скандируют люди, когда просят, чтобы ты спел?На празд
новании шестилетия "Бульвара" я наблюдал, как во время выступ
ления Боярского публика столпилась у сцены и кричала: "Такси!
Такси!" Какие твои песни скандируют таким образом?
- "Мозаику", "Провинциалку", "Двести лет", "Мадам", "По
путчицу". С "Попутчицей" у меня вообще была забавная ситуа
ция. На московском канале "ТВ-центр" шла программа "Ах, анек
дот, анекдот", и одно время меня зачастили туда приглашать.
И вот, когда год назад я был в Сочи, мне на концерте кричат:
"Вячеслав, расскажи и нам что-нибудь". В ту минуту я вспомнил
достаточно фривольную байку (конечно, не такую фривольную,
как твоя газета, но все-таки), поэтому ухмыльнулся: "Ну, пер
вый анекдот я вам не расскажу". Женщина, которая громче всех
настаивала, заволновалась: "Как? Почему? Обижаете!" — "Если
вы такая смелая, — говорю, — идите сюда, я прошепчу его вам
на ушко, а потом уже вы — всему залу". Она вышла, выслушала,
засмеялась и в кусты: "Нет, я этот анекдот не расскажу".
Зал был совершенно заинтригован, зашумел: "Это нечестно!" Наконец собрался я с духом и выдал: "На нижней полке в купе лежит мужчина, и вдруг на руку ему сверху что-то капнуло. Он лизнул пальцы и к соседу наверху обращается: "Товарищ, простите, вы что там, во сне обделались?" А тот в ответ: "Нет, я не сплю".
Короче говоря, народ отсмеялся, а потом мне кричат: "Вячеслав, спой "Попутчицу"". То, что произошло дальше, из серии "Нарочно не придумаешь". (Поет.)
 
Кто до Луговой, кто до Парижа… Поезд спотыкается во мгле. Я на верхней полке, вы на нижней, Я на небесах, вы на земле.
Дальше я уже петь не мог: зал хохотал до слез, меня тоже смех разобрал…
Блики ошалевших светофоров
Падают на нежное лицо.
Вы мне про Шанель да про Диора,
Я вам про Руссо да Пикассо.
Ах, попутчица моя, мы люди разные,
Оттого и разговоры наши праздные,
Как над городом случайная гроза,
Как над городом случайная гроза.
Отчего же мне, попутчица, так радостно,
Отчего же мне, попутчица, так сладостно
Окунуться в ваши синие глаза?..
- Слава, твоя публика очень добрая, умная, интеллигентная…
- К сожалению, именно она больше всего пострадала от пе
рестройки. Эта вся "вшивая интеллигенция", которая зачитыва
ется поэзией Серебряного века, — она, увы, оказалась без денег,
и сегодня организовать для нее концерт сложно финансово. Не
покривив душой, я могу сказать, что найду где заработать на
жизнь — с голоду не дохну, это совершенно однозначно, поэто
му с удовольствием пою для своей публики совершенно бес
платно. Когда у меня был юбилейный концерт в Москве, я ус
лышал множество приятных слов, но знаешь, какая похвала была
для меня самой дорогой? Ко мне подошли — совершенно авто
номно — мужчина и женщина, мои ровесники. Они не знали
друг друга, но сказали об одном и том же: "Спасибо тебе от
наших сверстников. Ты даешь нам почувствовать, что мы еще
живем". Так что мы еще живем, ребята!
- Слава, а что ты ощущаешь, когда убеждаешься, что твое
творчество находит у зрителей отзвук?
— Ты, Дима, по-моему, и сам на этот вопрос ответил, когда назвал мою аудиторию доброй, умной и интеллигентной. Что я ощущаю? Чувство гордости, удовлетворения за проделанный труд, за многолетний поиск, за то, что недосыпал ночами, за то, что влюблялся в женщин, страдал и донес эти страдания до публики, не расплескав.
- А это правда, что иногда творчество заменяет мужчине-
артисту женщин ?

- Я, во всяком случае, о таких научных выводах слышал.
Читал даже, что Гоголь, который так и не познал дам, весь нера
страченный пыл вложил в "Вечера на хуторе близ Диканьки" и
прочие произведения.
- У тебя происходит не так?
- По-разному происходит. Наверное, давай эту тему оста
вим для каких-то…
- Исследователей Гоголя?
- Да (смеется), которые будут выяснять: а почему Манежик
написал эту песню? Что у него в тот момент было в области
половой сферы? Какими функциональными расстройствами стра
дал его организм, если в итоге он написал "Утки крякали"?
- Прекрасная вещь, между прочим. Может быть, мы ее вспом
ним?
- У тебя специфический вкус, точнее, тебе достаточно не
ожиданная песня нравится. Она не входит в дежурный пере
чень, который мне постоянно заказывают, и это приятно тем
более. (Поет.)
Затерялся твой след
В суете глупых лет.
Как перо на ветру, я живу.
Без меня нет тебя,
Без тебя нет меня,
И во сне я тебя все зову.
Утки крякали, ивы плакали:
"Ну куда же ты, ну куда?"
Ночи длинные, дни полынные
Распрощались с тобой навсегда.
Так бывает порой -
Оклеветан молвой,
Вот и я — не хозяин судьбы.
А обиды ожог
Залечить я не смог:
От любви только шаг до беды…
- Сейчас на телевидении в моде совершенно дурацкое, на мой
взгляд, слово "формат", и в формате нынешнего ТВ оказываются
зачастую, будем называть вещи своими именами, совершенно ду
рацкие исполнители. Почему на московских экранах нет, в частно
сти, Вячеслава Манежика, а если и есть, то как-то эпизодически и
порой невпопад?
- Дима, мы с тобой как-то говорили уже, что иногда хоро
шего игрока покупают, чтобы посадить в запас. Понимаешь?
Можно, конечно, обтекаемо ответить, но, с другой стороны, мне
 
уже за полтинник и я уже нашел те три ноты, которые приносят успех. Я могу задать определенный уровень, но тогда, наверное, этого уровня надо будет придерживаться многим фонограмм-ным певцам.
— Мы обсуждали эту тему с Розенбаумом, которого телевидение тоже не жалует. Александр Яковлевич мне сказал: "Они хотят, чтобы я платил, а мне платить в западло". Ты согласен ?
- Можно и так сказать, а можно расценить это иначе. Все-
таки, если живешь в стране, где такие законы, и это и есть шоу-
бизнес, частицей которого ты себя считаешь, надо в эту игру
играть. Мы с тобой политэкономию изучали, и там была форму
ла: деньги — товар — деньги. То есть сначала нужно заплатить
энную сумму, чтобы потом заработать. Ну, не знаю… Понима
ешь, я не самый бедный человек и в состоянии позволить себе
иногда не прогибаться, когда могу стоять ровно и, скажем, от
крыто смотреть в глаза тебе и своей публике.
- Об этом ведь твоя новая песня "Как живешь, генацвале
Дато?"…
- Ой, с ней совершенно фантастический момент произо
шел. Я снимался в "Брейн-ринге", и в тот день соревновались ко
манды Киева, Кишинева, Ташкента, Тбилиси и, по-моему, Баку.
Я изобразил что-то под фонограмму, в том числе, если не оши
баюсь, и "Утки крякали", все отснял и говорю ведущему: "Анд
рей, можно для зрителей, для игроков спеть одну песню? При
монтаже можете ее вырезать, потому что вряд ли удастся достичь
хорошего качества звука". Там был один микрофон, который где-
то сбоку держался, — вот в него я и спел. Теперь представь себе:
съемка в разгаре, а мне устраивают трехминутную (!!!) овацию. Для
меня как артиста это была высшая оценка, мой звездный час. Но
о песне не надо рассказывать, ее надо петь:
Я скучаю по старой Москве С добродушным и светлым лицом, По базарам твоим, Душанбе, По платанам твоим, Тбилисо. Снится мне по ночам Ереван И Крещатика сказочный свет, Снится таллиннский теплый туман И застенчивый минский рассвет. Как живешь, генацвале Дато? Как дела, мой дружище Аршак? Что-то в жизни сегодня не то, Что-то с нами, ей-богу, не так.

Я нелепость обиды прощу,
Я дыханьем согрею строку,
Я по улочкам Риги грущу,
Я скучаю по звездам Баку.
Только дружбу вовек не убить
Ни врагам, ни богам, ни вождям,
Если смог эту песню сложить,
Значит, я еще верен друзьям…
…Знаешь, когда-то, во время моих последних концертов во дворце "Украина", выходя на сцену, я с определенной долей кокетства говорил, что мы с вами стали разными государствами, что я приехал уже за границу, ну и еще какую-то чушь нес. Про себя я думал, что мы все равно будем вместе, а вчера вдруг почувствовал себя за границей (не знаю, комплимент это для киевлян или нет). Возможно, этому способствовало обилие иномарок по отношению к "русскоязычным" автомобилям, многочисленные ка-фешки на тротуарах…
Я не был, вернее, не гулял по городу года три и теперь очень приятно удивлен. В Москве за все наши победы и свершения надо благодарить Лужкова, а кого у вас благодарить, я, честно говоря, не знаю. Наверное, это хорошо, значит, делая свое дело, этот человек обладает достаточной скромностью. В общем, вы молодцы, и мне приятно ощущать себя тоже чуть-чуть хохлом, поскольку мои предки по отцовской линии из Полтавы и половина крови во мне — украинская.
-Думаю, мэру Киева Сан Санычу Омельченко будет приятно услышать от московского гостя такую хвалебную арию…
- У меня действительно возникло ощущение заграницы. Вче
ра установилась теплая погода, вечером народ вывалил на ули
цы. Я смотрел на музыкантов, расположившихся под открытым
небом, и меня все время тянуло отнять у кого-нибудь гитару и
поиграть самому. Потом меня встретили и узнали музыканты из
ночного блюзового кафе, я посидел немножко у них… Словом,
прогулка удалась, и знаешь, по возвращении в Москву в каче
стве первой сплетни от украинцев я уже не буду говорить, что
москвичи — козлы, которые перекрыли им крантик с газом.
Могу сказать только, что вы крепко стоите на ногах. Наверняка
есть разные люди: одни победнее, другие побогаче, но, с другой
стороны, именно эта разнополюсность и дает стимул для движе
ния.
- Сегодня у нас получился необычный, очень не пафосный, доб
рый и душевный разговор. Не знаю, стоит ли об этом говорить, ноя
 
заметил, что в последнее время ты пишешь много песен, в которых анализируешь свое возрастное состояние…
— Мне очень приятно, что недавно одну из них записал Иосиф Давыдович Кобзон. Он сейчас восстанашшвается после тяжелой болезни, эта тема достаточно деликатная, но я хочу пожелать ему скорейшего выздоровления. А песня называется "Тангопророчество". (Поет.)

"Отцвели хризантемы в саду"…
А в каком это пелось году,
Не припомню за дымкой туманной.
Только помню, что в старом саду
Танцевал я с тобой, как в бреду,
Это танго разлуки печальной.
Это танго-пророчество
Я припомнил сегодня
В кабале одиночества
Под звездой новогодней.
Выплывает из прошлого
Танцплощадка в Измайлово,
Где весна заполошная
Стала первою тайной.
Вот и я в свою осень иду,
Отцвели хризантемы в саду,
Занавешены дни листопадом.
Я давно уже счастья не жду.
В этом Богом забытом саду
Проворонил его я когда-то…
…Дорогой Дима, в заключение я попытаюсь признаться тебе в любви. Мы познакомились, когда ты был еще неизвестным мальчиком. Ты сильно робел, но был готов к интервью, для которого придумал хорошую форму: в качестве вопросов выписал цитаты из моих песен и построил на них весь разговор. Мне очень приятно, что ты состоялся и как журналист, и как личность. Это я говорю не оттого, что кукушка хвалит петуха, просто хочу накуковать тебе сто лет счастливой жизни. — Спасибо, Слава!
2001.

Дмитрий Гродон, Книга "Звезды экстрады". Харьков. Фолио. 2004 год