Витражных дел мастера (группа МОЗАИКА и Вячеслав Малежик)

Последний дебют

Осенью 1986 года телевидение впервые показало клип певца и композитора Вячеслава Малежика "Мозаика". Музыкант, готовившийся отметить в феврале следующего года свое сорокалетие, а чуть позже и двадцатилетие творческой карьеры, но в прессе неизменно упоминавшийся в качестве "молодого" и "начинающего", вид действительно имел скорее студенческий. И пафос его был чисто юношеским, ученическим - когда поешь с надрывом о своей будущей смерти почти как Высоцкий, а всем очевидно, что если ты прямо сейчас помрешь, то вряд ли тебе станет аплодировать вся Москва:

Я мозаику сложу из смешных и грустных песен,
Их сегодня я пою, чтобы завтра спеть нам вместе.
Ну, а если простужусь - это даже интересно,
Зритель, вас я попрошу их допеть - мне это лестно...

Малежик не только не умер, а вмиг сделался одним из самых популярных певцов, хотя еще совсем недавно имел весьма узкий круг слушателей, состоявший в основном из подростков - потребителей кассетного самиздата. Вячеслава пригласили вести телепередачу "Шире круг", занимавшуюся поиском новых талантов среди провинциальных самодеятельных артистов, а фирма "Мелодия" весьма оперативно выпустила его первый виниловый альбом "Кафе Саквояж". Несколькими месяцами раньше в молодежной телепередаче "До 16 и старше" та же "Мелодия" под хищное рычание хэви-металлических аккордов проанонсировала скорый выход в свет первой пластинки популярной московской рок-группы МОЗАИКА, во что сидящие у экранов знатоки подпольного рока поначалу не поверили, хотя, конечно, чем перестройка не шутит!.. Тем более, вряд ли бы кто-то поверил, если бы узнал, что обе телекартинки - это обломки одной и той же мозаики, фрагменты одной и той же любопытной истории, о которой сейчас вспоминают все реже и реже. Ведь тот же Малежик, уже вовсю раздававший интервью налево и направо, крайне редко упоминал о том, что начинал свою музыкальную карьеру в составе какого-то самодеятельного ансамбля, и почти никогда не говорил, что ансамбль назывался МОЗАИКА.

Видимо, он уже знал, что их пути больше никогда не пересекутся. Пластинки действительно вышли - и у группы, и у ее бывшего солиста - почти одновременно. Их презентация, проходившая в концертной студии Останкино и транслировавшаяся по радио, даже завершилась дружным исполнением песни "Мозаика" - с заметно измененным текстом и почему-то в стиле реггей. В скором же времени оказалось, что этот звездный час был для Вячеслава всего лишь ступенькой ко всенародной славе, а для МОЗАИКИ - началом конца. Уже три года спустя И. Зайцев, автор статьи о группе в энциклопедии "Рок-музыка в СССР", назовет предмет своего исследования "самым неизвестным из всех известных ансамблей". А Артемий Троицкий в книге "Рок в Союзе" припечатал МОЗАИКУ лаконичной как эпитафия фразой: "За двадцать с лишним лет существования на московской любительской рок-сцене эта группа не смогла создать ничего запоминающегося".

Однако даже знаменитые критики иногда ошибаются, ибо и их может подвести память. Трудно себе представить, чтобы двадцать с лишним лет люди занимались ерундой и не заметили этого. Особенно если группа становилась неплохой школой для будущих звезд, любимых многими поколениями, а творческие идеи и находки перешли по наследству к куда более удачливым героям современного радиоэфира.


С "Наташкой" по жизни

В 1966 году, когда второкурсник химфака МГУ Ярослав Кеслер решил собрать свою первую бит-группу, состав у нее получился весьма представительный для своего времени: Юрий Валов (гитара), Константин Зверев (бас), Валерий Балашов (гитара, вокал), Игорь Сизов (ударные, вокал), Александр Семенов (гитара, бас-гитара, вокал), Александр Овчинников (бас, вокал). Поначалу ребята выбрали для себя гордое название ЧЕЛЛЕНДЖЕРС - то есть "бросающие вызов", но быстро передумали и сделались просто РЕБЯТАМИ. Репертуар себе они выбрали тоже не шибко оригинальный - англоязычные рок-н-ролльные и блюзовые стандарты плюс небольшое количество собственных наивных сочинений.

В какой-то момент Кеслер решил уйти. В качестве замены на должность второго гитариста было решено пригласить Александра Градского, но оказалось, что тот уже созрел для создания собственной группы СКОМОРОХИ, и тогда Валов вспомнил про своего приятеля - студента МИИТа Славу Малежика. Если не считать данного природой хрипловатого голоса, по тембру очень похожего на голос Пола Маккартни, каких-либо заслуг перед рок-н-роллом тот еще не имел. Как, впрочем, и особого опыта выступлений на сцене. Первый же его концерт в институтском Доме культуры с безымянной и плохо сыгранной группой, состоявшей из гитариста, контрабасиста, пианиста и барабанщика, завершился чудовищным провалом, после которого стыдно было смотреть в глаза однокурсникам.

Занятия музыкой, тем не менее, Малежик не забросил, а стал вместе с друзьями дни и ночи репетировать на дому. Почему-то его кандидатура устроила всех, и уже летом 1967-го РЕБЯТА с успехом играли на юге в спортлагере МГУ "Джемет", но вскоре выбыть из состава пришлось и Валову, которого неожиданно сразила желтуха. (Пройдет немного времени, и, учась на юрфаке, он превратится в лидера другой легендарной команды - СКИФЫ!)

И РЕБЯТАМ ничего не оставалось, как объединиться с еще одной оказавшейся на грани распада университетской группой СПЕКТР. Тогдашнее рок-движение хоть в Москве, хоть в других крупных городах вообще напоминало броуновское. Новые коллективы возникали, меняли составы и исчезали, не оставив никакого следа в истории, с невероятной скоростью, причем качество игры и уровень исполняемого материала почти не менялись в связи с приходом или уходом того или иного музыканта. Все, что делали эти люди, трудно было еще назвать словом "творчество" - скорее, они служили какой-то новой религии, причащаясь ее таинствам через извлекаемые из самодельных инструментов звуки. Однако принцип дарвиновского естественного отбора тоже работал безотказно. И постепенно на сцене оставались только самые лучшие, самые профессиональные коллективы, вытесняя в небытие всякого рода нежизнеспособных уродцев. Вот и родившаяся в 1967 году на обломках ничем не примечательных самодеятельных бит-квартетов МОЗАИКА стала примером того, как количество переходит в качество. Просто подражать THE BEATLES или THE ROLLING STONES уже было неинтересно, зато очень хотелось делать что-то свое - внешне, может быть, и похожее на зарубежные образцы, но внутренним содержанием больше соответствующее мировоззрению современного молодого человека, думающего по-русски.

Первый состав группы, просуществовавший в неизменном виде целых пять лет, выглядел так: Вячеслав Малежик (гитара, вокал), Ярослав Кеслер (бас), Валерий Хабазин (лидер-гитара), Юрий Чепыжев (клавишные), Александр Жестырев (ударные). Как известно, самые гениальные результаты у коллективного творчества бывают тогда, когда им занимаются очень непохожие друг на друга, в чем-то даже несовместимые, но на самом деле прекрасно друг друга дополняющие люди. Примером такого единства противоположностей стали Малежик и Кеслер.

Ярослав - прекрасный знаток мировой истории и культуры, отлично владевший английским, - и свое музыкальное творчество пытался вписать в тот или иной культурный контекст. Во многом благодаря ему в репертуаре группы начали появляться очень-очень скромные, но все же новаторские для своего времени русские фольклорные мотивы. Перу Ярослава принадлежал и один из первых переводов на русский язык текста рок-оперы "Jesus Christ Superstar". Эта версия перевода оказалась настолько хороша, что даже Алексей Козлов, готовивший первую концертную программу для своего АРСЕНАЛА, просил разрешения взять ее в свой репертуар, намереваясь осуществить постановку при участии Стаса Намина и Александра Лосева. Однако Кеслер делиться славой не пожелал ни с кем и предпочел исполнять отдельные фрагменты оперы на концертах, время от времени получая от университетской администрации выговоры за религиозную пропаганду.

Малежик был совсем другим. Он жил музыкой круглосуточно, бескорыстно, не стесняясь делиться своими новыми произведениями с любыми случайными слушателями и... не заботясь ни о чем, кроме простых, красивых мелодий. Переигравший в детстве на баяне всю послевоенную песенную классику, освоивший гитару по бардовским песням, открытым благодаря старшей сестре - студентке архитектурного, он, кажется, и на ливерпульскую четверку глядел с той же самой колокольни. Задушевность и романтизм для Вячеслава значили больше любых формалистических изысков. И именно его хиты, написанные для МОЗАИКИ - такие как "Русалка", "Наташка", "Ты Ничего Не Меняй" - после единственного исполнения по телевизору моментально уходили в народ, становясь частью современного городского фольклора. Автором текстов многих из них стал еще один знаменитый товарищ Малежика по МИИТу - Родион (Рафаэль) Плаксин.

Хотят меня с ума свести -
Наташку держат взаперти.
Еще одиннадцать часов,
А двери - хлоп - и на засов!

И вот стою под окнами
Я кроликом подопытным.
В окне Наташка мечется,
Как дерзкая разведчица.

Наташкин звонкий голос смолк.
На сердце каменный замок.
Везде надзор, везде конвой -
Хоть бейся в стенку головой!

А у девчонок без ребят
Глаза, как у икон, грустят.
Чего нельзя - того нельзя
Нам мамы пальчиком грозят!

И эта трогательная история подростковой любви тоже побывала в телеэфире всего один раз, а уже при повторе той же программы оказалась безжалостно вырезанной по личной инициативе почему-то невзлюбившего ее Александра Маслякова - тоже, кстати, бывшего МИИТовца. А дворы всего Советского Союза ее запели - как умели, иногда переделывая на новый лад, иногда дополняя текст какими-то новыми подробностями - в том числе и пародийными: "В окне Наташка мечется - она уже на третьем месяце!.." Различных вариантов, запечатленных на пленке, на данный момент можно насчитать не меньше трех десятков, самый экстремальный среди которых, наверное - тот, что сделан Кузей Уо для одного из альбомов КОММУНИЗМА. Если учесть, что сам Малежик неоднократно менял аранжировку песни и вносил правку в текст, немудрено, что до сих пор некоторые считают его плагиатором, присвоившим произведение неизвестного автора. Хотя достаточно проанализировать стихи Плаксина и позднейшие "народные" ремейки, чтобы развеять все сомнения.

Популярность МОЗАИКИ росла быстро. Войдя в число звезд столичного бита, группа вместе со СКОМОРОХАМИ, ТРОЛЛЯМИ и КРАСНЫМИ ДЬЯВОЛЯТАМИ даже организовала при московском горкоме ВЛКСМ клуб "Ритм", который стал прямым предшественником всех отечественных рок-клубов, начавших возникать лишь десять лет спустя. А когда знаменитой команде КВН МИИТа понадобилось музыкальное оформление для любительского фильма, подготовленного к очередной игре, заказ был сделан именно Кеслеру и Малежику.

"Надо сказать, что МОЗАИКА была открыта для творческого общения с музыкантами и поэтами. На джемах за барабаны садился Юра Фокин - "Ин-э-гад-да-да-ви-да"!, и Витя Дегтярев подменял Жестырева, позднее и Андрей Шатуновский. За клавишами бывали Игорь Бриль и Игорь Саульский, на записи - флейтист и саксофонист Виталий Шеманков. Общались и с саксофонистом Алексеем Козловым и с пианистом Леонидом Чижиком... В южных студенческих лагерях с нами выступал и Александр Градский... В каком-то смысле МОЗАИКА стала чем-то вроде клуба по интересам", - вспоминает Ярослав Кеслер уже в наши дни.

В 1972 году в судьбе группы происходит и еще одно важное событие - запись в студии Государственного Дома Звукозаписи первого магнитоальбома из девяти песен. Широкого хождения эта пленка не получила, и ее оцифровка неожиданно всплыла совсем недавно на официальном сайте Вячеслава Малежика буквально из ниоткуда под условным названием "Полезные Ископаемые". На мой взгляд, это весьма любопытный документ своего времени, дающий хоть какое-то представление о первых шагах нашей рок-музыки. Несмотря на неплохое качество, запись, прежде всего, свидетельствует о том, что звукорежиссеры начала 70-х не умели работать с настоящими рокерами. Звучание ритм-секции местами просто безнадежно завалено, гитары звенят так беспомощно, словно на свете не было еще ни Пейджа, ни Клэптона, ни тем более Хендрикса, вокал же, напротив, прилизан и лишен ярких эмоций. Однако делалось всё всерьез и на пределе возможностей. Для создания трех треков даже был приглашен саксофонист Виталий Шеманов, чье соло, впрочем, не смогло повлиять на общий результат, ибо соединять рок с джазом у нас тогда еще не научились.

Несмотря на весьма скромный исполнительский уровень участников коллектива, альбом обращает на себя внимание стилистической неоднородностью. Была там, например, композиция "Гусляры", как раз относящаяся к числу удачных экспериментов в области фолк-бита. В ней, правда, при желании можно услышать странное сходство со "Скоморохами", известными в качестве пролога к альбому Александра Градского "Размышления Шута". Впрочем, пытаться выяснить, кто у кого спер интересную идею, по-моему, в данном случае бессмысленно. Воровать у Градского может только человек, имеющий такое же серьезное музыкальное образование - да и то не всякий, а уж Александра Борисовича, обворовывающего коллег, которых он никогда не воспринимал всерьез, я тем более не могу представить. Видимо, бывает, что одно и то же открытие приходит в несколько гениальных голов одновременно - а дальше уж кому удастся воспользоваться удачной находкой, а кому-то - нет... То же самое касается и тихой лирической баллады "Эти Летние Дожди" на стихи Семена Кирсанова. Пройдет какие-то пять лет - и страна запоет ее уже вместе с Аллой Пугачевой. Открывающий альбом "Гимн" вообще напоминает что-то из "Бременских Музыкантов", ибо все его содержание предельно просто: нет на свете ничего лучше и приятнее, чем дружба и совместное музицирование. И ведь чем дольше слушаешь, тем больше веришь, что это так и есть на самом деле! Информации в тексте ноль, мелодия примитивная, а эмоции оказываются настолько заразительными, что на автомате нет-нет, да и начнешь отстукивать ногой упругий ритм, подпевая: "Эй! Эй! Эй! Эй! Эй! Эй! Эй! Эй!"

Точно таким же юношеским задором пронизаны и остальные номера. Возможно, "Сорванец" звучит слишком по-детски, слишком сыро и простовато, чтобы считаться ярким опытом соединения "цивилизованной" рок-музыки с лирикой провинциальных подворотен. Зато нежная, трепетная "Сказка" не может вызвать никаких других чувств, кроме щемящей тоски по детским снам, мечтам, открытиям и приключениям, которых уже не пережить заново, не вернуть, не понять до конца взрослому. И "Ты Ничего Не Меняй" - образец вполне зрелого творчества, в котором отразился весь Малежик со своим лиризмом и доброй иронией. Он ведет себя уже как вполне самостоятельная творческая личность и даже выглядит немного чужаком рядом с товарищами, испытывающими все большую тягу к сложным музыкальным формам. Что делать барду в компании музыкантов, желающих дать волю своим техническим возможностям, местами совершенно непонятно. Ведь тяжелый блюз "Огонь", пугающий слушателя то ужасами инквизиции, то печами Освенцима, представляет собой наш идеологически выверенный ответ на разнузданное хулиганство LED ZEPPELIN, а "Дождливый Троллейбус", больше всего запоминающийся фри-джазовыми соло флейты, похож на весь ранний JETHRO TULL и чуть-чуть на PINK FLOYD. В общем, есть где разгуляться инструменталистам, а для слова, для голоса места почти не оставлено!

В том же году Малежик и клавишник Чепыжев ушли на профессиональную эстраду, решив, что они уже достигли предела творческого роста и теперь смогут реализоваться лишь в каком-нибудь филармоническом ВИА. Что это не совсем так, стало ясно довольно скоро. Как оказалось, Вячеслав чаще всего и в ВЕСЕЛЫХ РЕБЯТАХ, и в ГОЛУБЫХ ГИТАРАХ, и в ПЛАМЕНИ был вынужден довольствоваться лишь подпевками, а как автор и вовсе оказался никому не нужен. Максимум, что ему удалось добиться - это исполнять отдельным номером свою "Наташку". Но какой ценой!.. Мало того, что ее заставили переименовать в "Наташу", видимо, считая недопустимым столь фамильярное обращение к любимой девушке, так еще и поручили некому И. Каминскому написать новый, очень скучный и ни капельки не запоминающийся текст. В порядке компенсации ГОЛУБЫЕ ГИТАРЫ, правда, сделали роскошную аранжировку в духе THE EAGLES. Да только подошву от ботинка какими изысканными соусами ни поливай - все равно съедобной не сделаешь!

"Если считается, что я состоялся, то это произошло во многом благодаря тому, что мой хрипловатый голос не вписывался в структуру музыкально-идеологического бюрократического аппарата: мне с моим голосом, слава богу, не могли предложить отбарабанить песни про БАМ... Одним словом, меня "не задействовали", чем и спасли от опасной и страшной стандартизации личности. Хотя вместе с тем, надо признаться, мне хотелось поработать в той системе... И когда сейчас в наш адрес звучат настойчивые вопросы: "Продавались мы все-таки или не продавались?" - я хочу в оправдание своего поколения сказать, что многие из нас, идя работать в вокально-инструментальные ансамбли, наивно надеялись, что с их приходом все изменится к лучшему, но, увы... и самая отсталая система всегда сильнее даже самого передового человека. И даже того человека, который пытается исправить существующую систему, забывая при этом очень древнюю мудрость: один в поле не воин. Тот вариант, что человек жив надеждой, конечно, здесь не действовал, поскольку объективно не мог действовать", - так Вячеслав подведет итог своей эстрадной одиссеи в конце 80-х в интервью Н. Добрюхе для книги "Рок из первых рук".

Между тем Кеслер, спеша залатать образовавшиеся в составе дыры, пригласил на роль освобожденного вокалиста Владимира Бахмутова, вторым гитаристом сделал Михаила "Джеггера" Калашникова, а за клавиши усадил Ованеса Мелик-Пашаева - будущего знаменитого продюсера, в разное время поработавшего с МАШИНОЙ ВРЕМЕНИ, ВОСКРЕСЕНИЕМ, АЛЬФОЙ, ЧЕРНЫМ КОФЕ и кое-кем еще. Затем в результате ряда перетасовок клавиши снова оказались у вернувшегося на насиженное место Чепыжева. А вслед за ним пришел и прочно обосновался Валерий Шморгунов - виртуозный лидер-гитарист, наконец-то объяснивший остальным, как надо играть хард-рок, если делать это всерьез.

Что бы сделалось с МОЗАИКОЙ, не потеряй она одного из двух своих лидеров и основателей, представить несложно. Со временем Малежик превратился бы в некое подобие Макаревича, развивая скорее не философскую, а лирическую линию в поп-роке. Без него же группа принялась выпускать одну за другой серьезные концептуальные программы, о которых, к сожалению, сейчас мы можем узнать хоть что-то лишь по скупым строчкам справочников, ибо записей этого периода, кажется, не сохранилось.

В 1975 году появилась арт-роковая поэма "Мирослава", написанная Ярославом Кеслером на стихи Родиона Плаксина и Семена Кирсанова. Из-за тяжелого антуража и прочих технических сложностей, связанных, например, с необходимостью использования духовой группы, показать ее удалось всего пять раз. Чуть более счастливой оказалась судьба у поставленного двумя годами позже сатирического спектакля из басен в стиле рок "Чем Черт Не Шутит". Такие хиты как "Пару Поддай", "Собачья Жизнь" и "Дарвинизм" прозвучали впервые именно в нем. Наконец, в 1979-м на сцене Дворца Съездов была представлена 25-минутная сюита, в основу которой легла пластинка THE BEATLES "Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band". Еще несколько месяцев спустя была показана новая редакция "Иисуса Христа - Суперзвезды", исполнение которой почти сразу попало под строжайший запрет, что, впрочем, не помешало группе поучаствовать в культурной программе московской Олимпиады-80.


Время вольных стрелков

В целом 70-е прошли в непрерывных творческих поисках, хотя МОЗАИКА и не входила в число самых популярных рок-коллективов, не составляя достойную конкуренцию ни ВИСОКОСНОМУ ЛЕТУ, ни УДАЧНОМУ ПРИОБРЕТЕНИЮ, ни РУБИНОВОЙ АТАКЕ. И тем удивительней парадокс: стоило только конкурентам-"семидесятникам" сойти с дистанции, уступив место "новой волне" или тому, что ошибочно принималось мало информированной публикой за "новую волну", у команды Ярослава Кеслера появился новый шанс громко заявить о себе. И связан он был с подпольным магнитоиздатом, развившемся настолько, что его смело можно назвать "Интернетом эпохи застоя".

Очередной (и, несомненно, самый сильный) состав МОЗАИКИ сформировался к 1982 году: Ярослав Кеслер (гитара, вокал), Валерий Шморгунов (лидер-гитара), Юрий Малистов (вокал), Валерий Ажажа (клавиши). До 1983 года на ударных продолжал работать ветеран первого состава Жестырев, а затем его сменил более техничный Сергей Востоков. Ажажа отличался своеобразной манерой игры, в которой присутствовало мощное влияние джаза. Очарованный свингом Джон Лорд и поздний Каунт Бейси, отдававший предпочтение Хаммонд-органу, в одном лице - так совмещать несовместимое не удавалось больше никому! Малистов же пел очень громко и экспрессивно, с трагическим надрывом, может быть, недотягивая некоторые ноты в тех местах, где требовался более гибкий голос, характерный скорее для соула, но зато всегда искренне. Сын профессиональных дипломатов, он долгое время прожил с семьей в Лондоне и прекрасно владел английским, что ему в творчестве почти не пригодилось, а вот вжиться в образ своего англоязычного двойника Яна Гиллана наверняка помогало.

Основным стилем МОЗАИКИ сделался классический хард, уходящий корнями в DEEP PURPLE, JUDAS PRIEST и местами URIAH HEEP. С одной существенной поправочкой: приверженцы тяжелой музыки как у нас, так и за рубежом очень любят всякую оккультную символику и героический пафос, а для Кеслера всего этого как будто вообще не существовало. Его герой и бога-то вспоминает лишь однажды, да и то в наиболее трудную минуту жизни, когда уже точно понятно, что больше помощи ждать не от кого. Попытки создать что-нибудь героическое предпринимались неоднократно, но получалось слишком невыразительно даже в сравнении с ранними произведениями еще толком не научившегося играть ЛЕГИОНА, так что слушателя не удавалось заразить идеями типа "Стоит жизнь прожить, чтобы покорить весь мир, весь мир!" или "Если жребий брошен, значит время перейти Рубикон". От этого веет разве что легкой фрондой: все борются за мир, а мы как можно громче воспоем ратные подвиги. Борьбу за мир во всем мире тоже вели активно, иногда даже достигая серьезных успехов, причем во вполне приемлемых для официальной идеологии рамках. Да разве же предугадаешь, на что упадет взгляд въедливого опытного цензора? Для МОЗАИКИ поводом для запрета выступать и появляться в эфире послужила вполне невинная песенка "Робин Гуд", написанная под влиянием то ли отечественного фильма "Стрелы Робин Гуда", то ли английского сериала, тогда же с успехом прошедшего на нашем телевидении. Почему-то в образе знаменитого разбойника и его друзей членам одного из худсоветов померещилось сходство с прибалтийскими "лесными братьями":

Шериф наш не раз охотился на нас
а нам не привыкать его дурачить
хоть нас меньшинство мы
все за одного и в драке
дать любому можем сдачи.

Разит стрела стервятника и грифа
стрелки в кустах добычу стерегут
на самого зловредного шерифа
всегда найдется славный Робин Гуд!

Что уж говорить о произведениях желчно-сатирических, составляющих едва ли не две трети репертуара группы. Нет, МОЗАИКА не занималась такой лобовой критикой существующего строя, как ОБЛАЧНЫЙ КРАЙ. Пожалуй, даже ирония по поводу стереотипов мышления, отраженных в советской массовой культуре и наглядной агитации, звучавшая у раннего, "периферийного" Шевчука, Кеслеру была чужда. Объектом изучения во всех песнях - хоть шуточных, хоть лирических - служил советский человек, иногда совершавший благородные поступки и демонстрировавший примеры высокого мужества, а иногда опускавшийся до подлости, пошлости, безответственности. Обыватель, для которого вещи оказались важнее душевных ценностей, а материальная выгода превращалась в единственный смысл жизни, как раз и попадал под огонь обличительной насмешки. Но, подобно тому, как сейчас, по словам Андрея Макаревича, "что ни споешь - все почему-то получается про нашего президента", тридцать лет назад все получалось про советскую власть. Обыватель-то был не какой-нибудь абстрактный, а порожденный именно отечественным бытом, нашей неэффективной экономикой, нашим лицемерием и показухой, что очень хорошо читалось в текстах активно сотрудничавшего с Кеслером поэта Михаила Журкина. А все более крамольным материал делался от наглой, агрессивной, не знающей никаких рамок приличия подачи, как раз и напоминавшей то, что делали идущие параллельными курсами ДДТ и ОБЛАЧНЫЙ КРАЙ, подменяя собой и запрещенный КВН, и наиболее острые газетные фельетоны об "отдельных недостатках".

Подобное безобразие могло дойти до слушателя только одним способом - через самопальные "пленочные" альбомы, коих у МОЗАИКИ получилось целых три. Воспоминаний о каких-либо подробностях, связанных с их созданием, пока еще никто из музыкантов не опубликовал. Но, судя по тому, что в некоторых композициях хорошо слышен свист публики и аплодисменты, все делалось предельно просто. Запись производилась либо на репетициях, либо на глубоко законспирированных сейшенах, что придавало музыке особую живость, даже "гаражность". Добавим к этому консервативные вкусы участников группы, всегда относившихся с недоверием к новейшим техническим средствам обработки звука - и мы получим нечто странное: по форме - DEEP PURPLE образца 1972 года, по содержанию - почти панк, и все это с весьма архаичной технической базой, с инструментарием, скорее годящимся для ВИА с какой-нибудь провинциальной танцплощадки. Эклектично и малопрофессионально по описанию, но профессионал тем и отличается от дилетанта, что никогда не ставит перед собой заведомо невыполнимых задач, а с выполнимыми справляется блестяще. В своем формате Кеслер не имел конкурентов. И, как ни странно, во многом он все-таки опередил свое время.

Второй магнитоальбом группы, который все долгое время принимали за первый из-за недоступности фонограммы 1972 года, появился в 1982-м и известен под двумя названиями - "Мозаика-1" или "Маскарад". Это - самая продуманная по концепции, цельная, ровная и очень тяжелая для своего времени программа. Открывающий ее пролог первой же строчкой огорошивает публику безапелляционным заявлением, что "человек человеку - волк" (ну, или еще какая-нибудь зверюшка). Жизнь авторам текстов представляется большим маскарадом, и нам предлагается самим попытаться разглядеть под масками сказочных животных человеческие лица. Все дальнейшее очень напоминает сборник басен Крылова, спроецированных на реалии современной жизни. У каждого персонажа своя неудобная правда, своя поучительная история. В песне "Собачья Жизнь" смело звучало уже само признание, что жизнь у нас очень и очень собачья. А уж образ преданного хозяину пса, весь патриотизм которого держится на толстой и тяжелой цепи, и вовсе вызывают вполне четкие ассоциации с взаимоотношением гражданина и государства. В цинично-ерническом фокстроте "Дарвинизм" вообще подвергается сомнению один из базовых постулатов научного материализма - теория о происхождении человека от обезьяны. Причем весьма убедительно, ибо поглядишь кругом и задумаешься, от тех ли существ мы числим свой род:

Мы глядим в другие лица -
Этот лев, а тот орел.
Вера Павловна - тигрица,
А Марк Семенович - осел!
У соседки дятел деверь,
А сын похож на воробья,
А кассирша в винотделе -
Настоящая змея!

От лисы возник ловчила,
Скупердяй - от хомяка,
Лицемер - от крокодила,
А чистоплюй от барсука
Ворчуны - от дикобраза,
Крючкотворы - от крота,
А повесы-ловеласы -
От весеннего кота!

Старый фонарщик из одноименной песни, видимо, позаимствованный из "Маленького принца" Антуана де Сент-Экзюпери, сам себя сравнивает с дворняжкой, и свою бесполезную, давно осточертевшую работу - судя по вызывающе-ерническим интонациям в голосе - уже давно не воспринимает всерьез. При этом гитара Шморгунова скрипит и скрежещет как тот ржавый фонарь на разные лады, нагнетая плохо сдерживаемое раздражение. И как тут не увидеть карикатуру на пропагандиста, с завидным упорством пытающегося нести миру свет давно устаревших идей? Самым же феерическим фрагментом цикла, несомненно, следует назвать пятиминутное музыкальное хулиганство с характерным названием "Нет Голоса". О точной дате его записи история умалчивает, а то бы мы знали, когда следует праздновать день рождения русского трэша. Номер откровенно пародиен и направлен то ли напрямую против западных рок-групп, отличающихся наиболее агрессивным звучанием, то ли против отечественных их подражателей, слепо копирующих чужие клише. Из всех участников группы самая сложная задача на записи досталась Юрию Малистову. А именно - погромче вопить, не попадая в ноты, что от солиста с голосом и слухом требует немалых усилий. Ритм при этом бешеный, гитары ревут так, что не перекричишь, но самое интересное происходит во второй части композиции, когда ритм-секция вступает с клавишными в джазовый диалог, а затем подключается голос, ведущий без слов основную тему - и хэви-метал на несколько минут превращается в фанк, а доморощенный Ян Гиллан - в Джеймса Брауна. Затем невыносимая тяжесть железа возвращалась и накрывала уже, кажется, готового лопнуть от ощущения собственной звездности рок-бунтаря с головой.

Совсем другим - печальным, задумчивым, даже нежным - можно было наблюдать Юрия в полуакустической балладе "Без Любви Жить Невозможно". На протяжении почти всего творческого пути МОЗАИКА старательно избегала любовной лирики, да и вообще проявлений сентиментальности. И нетрудно догадаться, почему. В технически немудреном медляке, отчасти напоминающем хит URIAH HEEP "July Morning", в емком и лаконичном как японские хокку тексте сказано сразу столько, что можно смело закрывать тему любой любви - хоть счастливой, хоть безнадежной:

Если нет плеча,
На котором можно поплакать,
Если нет руки,
Которую можно прижать к груди,
Если нет глаз,
В которые можно заглянуть
Как в свое будущее,
Жить невозможно!..

Отдохнуть же от печальных мыслей и отмыться от вселенской грязи Кеслер предлагал "в здоровой русской бане". Бодрый, напоминающий временами традиционную частушку (где, правда, вместо обычных балалаек хулиганил вовсю шморгуновский фузз) хит "Пару Поддай!" был полон самых рискованных даже по нынешним временам ассоциаций, когда сидящий на банном полке герой напоминал то Будду, то даже Магомета. А гитарное соло, начинавшееся парафразом на тему песен советских композиторов типа "Малиновки" ВЕРАСОВ, в финале обрывалось на такой патетической ноте, которая скорее подходила бы для саундтрека к документальному фильму о Ленине. И разве место, где все голые и все равны, не похоже на рай и на коммунизм одновременно? Разве парилка не есть реальное воплощение идеи любви к ближнему, о которой говорят все религии мира: "И ты готов влюбиться и в ту, и в ту!" Что ж, это в старинных духовных притчах добрый молодец, погрешив и побродяжничав, должен был неминуемо придти в монастырь и провести там остаток дней. В обществе же, где религия подменена научным дарвинизмом, наверное, самое доброе пожелание, которое может услышать человек - это "Иди ты в баню!"

Альбом имел большой успех - в особенности треки "Собачья Жизнь" и "Пар", которые некоторыми студиями звукозаписи присоединялись в качестве дописки к "Периферии" ДДТ, так что не самая информированная часть публики принимала их за творения Владимира Сигачева. Отдаленное сходство действительно тут угадывалось и в стиле, и в тематике, хотя уфимцы на раннем этапе играли куда хуже, компенсируя техническое несовершенство музыки более злобным юмором. Банная тема также была подхвачена другими сочинителями - в том числе весьма авторитетными. Кому как, а мне даже кажется, что изданная тремя годами позже на пластинке ВЕСЕЛЫХ РЕБЯТ "Минуточку" "Баня" Давида Тухманова на стихи Михаила Танича содрана все-таки у МОЗАИКИ. Кроме того, существуют смелые подозрения, что и вошедшая в концертную программу ГРУППЫ ИГОРЯ ГРАНОВА "Телешоу" (1984) песня "Попугай", издевающаяся над современным молодежным сленгом, имеет свои корни в "Дарвинизме" - может быть с легкой примесью того "Попугая", который нам знаком по репертуару группы КРУИЗ. Профессионалы никогда особенно не церемонились, заимствуя самые перспективные приемы и темы у "подпольщиков".

Следующий альбом не случайно уже в наши дни был переиздан под названием "Хаос". Какой-либо четкой объединяющей концепции в нем не прослеживалось. Большинство композиций не содержало ни капли юмора, было мрачно и пессимистично. Самая длинная и технически сложная из них, длившаяся девять минут, вообще представляла собой наш запоздалый ответ на "Child In Time" DEEP PURPLE. По-русски это называлось, оказывается, "Последний Из Людей", и если в оригинале не было ничего, кроме смутных предчувствий, что в будущем нас не ждет ничего хорошего, то в нашей версии с человечеством все худшее уже давно случилось - ядерная война, экологическая катастрофа, вырождение всех разумных существ как биологического вида. Единственный выживший задается уже бессмысленным, в сущности, вопросом, не его ль вина в глобальном катаклизме, и хор глухих голосов как будто из преисподней отвечает: "Твоя!". Гитара Шмрогунова вместе с вокалом Малистова работает на пределе возможностей, нагнетая атмосферу беспредельного отчаяния сначала странными скрипами и стонами, а потом пронзительным ревом, сопровождающим сцену светопреставления. Не позавидуешь и лирическому герою блюза "В Глухом Лесу", почему-то посвященного покойному Джону Леннону. При чем тут вообще Джон, не вполне понятно - ведь и Иван Сусанин, призрак которого возникает в одном из куплетов, и Данко являются персонажами отечественной культуры. Да и лес, образ которого нам рисуют, похож скорее на декорацию к киносказкам А. Роу. Лишь в финале еле слышно звучит цитата из "Come Together" - но скорее для оправдания названия, чтобы, не дай бог, кто-либо не подумал, будто столь беспросветным может быть ощущение и у советского человека.

Гораздо лучше сделан открывающий подборку "Лунатик", который вроде бы тоже об одиночестве - но совсем другом. Поскольку герой тут - полоумный придурок, прогуливающийся по крышам по ночам, то и спроса с него никакого, независимо от того, в какой стране он живет. Композиция делится на две части: первая - сонная, замедленная, передающая впечатления от пребывания в мире иллюзий, вторая - энергичная, нервная, приводящая к временному пробуждению: "Но почему же я так одинок?!" Но внятного ответа так и не получается - герой вновь погружается в свои грезы и на том успокаивается. Страх перед реальностью, впрочем, в других вещах плавно перетекает в здоровую агрессию. "Чур Меня" - немного недотягивающее до шаманизма, чересчур прямолинейное заклинание в стиле глэм-рок, предвосхищающее многие мотивы перестроечного времени. Пока что главными врагами рода человеческого объявляются вечные пороки - подлость, предательство, пошлость, гордыня и т. п. Отдаленно содержание песни напоминает "Я Не Люблю" Высоцкого, только вот легковесная подача, танцевальный ритм и полное отсутствие нерва хотя бы в голосе вокалиста лишает произведение главного - ощущения откровенного разговора. Пожалуй, "Чур Меня" стоит внимания лишь потому, что это - одна из первых отечественных попыток сделать что-нибудь в стиле DEF LEPPARD, что для застрявшей в прошлом десятилетии, консервативно настроенной МОЗАИКИ уже было неслыханной дерзостью.

Куда ближе к традициям сказок Владимира Семеныча находился музыкальный фельето