Люди

Мориц Юнна Петровна

Одна из самых известных песен Малежика "Лилипутик", появившаяся в середине 80-х, написана на стихи поэтессы Юнны Мориц.

Предлагаем познакомиться с её биографией и поэзией.

Родилась 2 июня 1937 г. в Киеве. Официальный сайт здесь.

О поэзии Юнны Мориц

Впервые я узнал и запомнил это имя почти четверть века тому назад, когда, открыв журнал, прочёл стихотворение "На Мцхету падает звезда...".

Строчки врезались в память как знак времени и справедливости. Не в поэзии как таковой здесь суть и даже не в исторической правде, хотя и они на стороне автора.

Дело именно в справедливости. С тех пор имя Юнны Мориц для меня звук значимый не пустой для читательского сердца.

В её ранних стихотворениях было, конечно, много поверхностно -романтических аксессуаров. Там бродили белые медведи, по -мужски тосковали корабли, окованные льдом там мчались сквозь вьюгу каюры и усталые птицы, угрюмые, как люди, красиво садились на палубу ледокола. Там жила девочка, студентка Литинститута, которая однажды, в стихотворении "Исповедь", радостно, почти бездумно выкрикнула строки : "Меня не мучают химеры, что даром дождь и даром снег. Во всём я счастлива без меры, мою удачу сделал век !"

Счастье без меры, уверенность в своих силах, сказочный, даже в суровости своей тёплый полярный мир, сияющие глаза, обращённые к северному сиянию, экзотика, работа, преодоление внешнего.

Химеры стали мучить потом. Годы прошли, совсем другой характер перед нами. Девочка, поющая о счастье, прожила целую жизнь и пришла к пониманию своего назначения. Внешнее отодвинулось в сторону, и открылась духовная глубина: " Вижу свет, озаряющий бытность, гнет поденщин сводящий на нет, - я теперь не ищу самобытность там, где свыше сияния нет. Я теперь отворяю калитку за тебя, за себя - за двоих, одиночества нежную пытку принимая как снег или стих".

В своем "Избранном" Юнна Мориц перемешивает стихотворения из разных книг, сознательно не следуя хронологии их написания. Она, по собственному признанию, сводит воедино волны событий и чувств, и они переливаются из раздела в раздел, обращая нас не к биографии лирической героини, а к жизни её души, которая в каждый данный момент стремится услышать, уловить музыку реальности, не делимую на даты и тематические рубежи. Принцип эха, свободно звучащего отклика, - одно из главных свойств этого поэтического голоса:

Есть беспощадное условье

Для всех небес, для всех лесов :

Лицо не птичье, не воловье,

А отклик на далёкий зов,

Прорыв путями потайными

Сквозь безымянность, забытьё,

Возврат дыхания на имя,

На собственное, на своё.

Из безымянности туманной

Нас к жизни вызвал сильный свет.

И отклик, отклик постоянный

Вот что такое наш портрет!

В чём своеобразие этого голоса, почему он так странно волнует нас и почему, наконец, мы не всегда попадаем под обаяние этих красивых и звучных строф, полных иногда явного, иногда скрытого драматического напряжения?

Инжир, гранаты, виноград -

Слова бурлят в стихах и прозе.

Кавказа чувственный заряд

Преобладает в их глюкозе.

Корыта, вёдра и тазы

Они коробят и вздувают,

Терзают негой наш язык

И нити мыслей обрывают.

Терзанье негой слов, чувственное восприятие слова в жизни и жизни в слове - здесь Юнна Мориц близка традиции Пастернака, который, разбивая стихи, как сад, видит в блеснувшем осколке слова образ вечно меняющегося, зыбкого, подвижного мира. Здесь своеобразие поэта только намечается, требуется ещё новое, своё сердечное движение, которое вдруг выливается в единственные слова и звуки, и они, как всякая истинная поэзия, не просто отражают мир, но и преображают его, обогащая новой пронзающей правдой :

Я буду ещё умирать.

Простынку в комок собирать,

Навеки себя покидая.

Угла не имела, котла,

Здоровья, такого тепла

Блаженного -не от огня.

Но мама какая была у меня !

Красивая и молодая !

Лучшие стихотворения Юнны Мориц воспринимаются как дневник души -умной и гордой.

При всем богатстве звуковой инструментовки в стихах Юнны Мориц нет формализма, хотя порой кажется, что её поэзия несколько рассудочна. Это идет от характера, который не позволяет себе даже намёка на лирическую аффектацию и держит себя в строгой узде замкнутой формы. Горячий напор чувств, красок, деталей повсюду чуть охлажден умом музыки. Можно по-разному относиться к такой манере, да и основной целью критика вовсе не является поощрение сильных и отвержение слабых сторон зрелого таланта, но прежде всего выяснение его природы.

Юнна Мориц - артистичная натура. Ее звукопись сродни живописи. Не случайно она так хорошо чувствует и понимает цвет, колорит, композицию пространства. В стихах оживают сочные краски юга, графика прибалтийских пейзажей. Музыка и цвет, воплощенные в слове, не самоценны, а лирически содержательны, ибо выражают оттенки психологического состояния, культуру личности, ее историческую память.

Отсюда и множество классических реминисценций - книжных, музыкальных, живописных. Они для Мориц - та же теплая, естественная жизнь, только порой более реальная, ибо продленная в вечность. Каждый художник вправе брать чужое, но не каждый умеет понять и освоить это чужое как кровное.

Отсюда и дар перевоплощения, дар переводчика, особенно грузинской поэзии, близкой ей по темпераменту, образной щедрости и вере в благородную силу честного стихотворного слова.

Широко известны песни на стихи Юнны Мориц - изящные, с юмором, иногда умело стилизованные под сказочные средневековые сюжеты. Ее песни часто обращены к детям, и дети любят и ценят праздничную поэтическую игру, которую предлагает им автор. Бывает, впрочем, что Юнна Мориц впадает в холодноватую изысканность стиля, и тогда на поверхности стиха проступает чертеж, обозначение чувства вместо него самого. Когда речь идет о таком профессионале, неверный, пусть и красивый звук есть верный признак отсутствия серьезного жизненного повода для поэтического высказывания.

Повторю общеизвестное: искренность, обеспеченная судьбой, духовной биографией поэта, - непременное свойство подлинной лирики, хотя, разумеется, сама по себе эта искренность, как и стихотворная техника, еще не гарантирует объективной ценности стиха. Все зависит от того, насколько богат внутренний мир поэта, какого его нравственное наполнение.

Не променяй же детства на бессмертье

И верхний свет на тучную свечу.

Все милосердье и жестокосердье

Не там, а здесь. Я долго жить хочу!

Я быть хочу! Не после, не в веках,

Не наизусть, не дважды и не снова,

Не в анекдотах или в дневниках -

А только в самом полном смысле слова

Веришь этому живому голосу, обращенному к шекспировской Джульетте, к самой себе, к каждому из нас, которым надлежит до конца пройти свой земной путь человека в самом полном смысле этого слова.

Мне особенно дороги те мгновения ее поэзии, когда " вечное " как бы прорастает в них из вещного, конкретного, а не парит, оторвавшись от земли, в тумане абстракций. Когда упругий парус стиха прочно прошит суровой просоленной нитью реальной, а не вымечтанной жизни. Душа - она ведь не сама по себе, ей нужны материализация, вещность - тогда и о вечности можно.

Ей нужны пеленки маленького сына, тепло родного дыхания, смертельный страх за болеющую маму, радость свидания с верным другом, постоянный взгляд чуткой совести на творение рук своих.

Тогда в слезах прильнешь к земной отчизне

И предпочтешь на весь остаток дней

Беспомощность одушевленной жизни

Бездушному бессмертию камней.

Это предпочтение - непременная черта всякого подлинного искусства. В том числе искусства поэзии, которому Юнна Мориц с честью служит вот уже четверть века.

Евгений Сидоров